Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

(Уильям растянулся на оттоманке – голова забинтована, распухшее багровое лицо разукрашено почерневшими следами кровоподтеков, правая рука в гипсе висит на перевязи. Конфетка очень прямо сидит за его письменным столом, занеся перо над листом бумаги; она готова записывать под диктовку.)

– Что ты молчишь, черт возьми?

Конфетка обдумывает ответ. Уильям стал невыносимо капризен после возвращения из Сомерсета; удар по голове не улучшил его характера. Энтузиазм, порожденный тем, что ей доверили вести корреспонденцию, что она заняла собственное кресло Уильяма за полированным ореховым рулем «Парфюмерного дела Рэкхэма», испарился – вследствие пугающей переменчивости настроений хозяина и любовника. Даже волнение, вызванное его благословением на подделку подписи «Рэкхэм» – они с Уильямом решили, что подделка будет лучше тех инфантильных каракулей, которые он сможет вывести левой рукой, – утратило всю его трепетность, когда ее обругали за медлительность.

– Полиция? Тебе виднее, Уильям, – говорит Конфетка. – Хотя, надо признаться, я не могу представить себе, как могла Агнес уйти далеко. Женщина, которая ковыляет на больных ногах, неодетая, если верить Кларе…

– П-прошло т-три дня! – восклицает Уильям, то ли все подтверждая, то ли опровергая.

Конфетка перебирает в уме варианты действий, которые она могла бы посоветовать, но, к сожалению, в каждом есть больший или меньший элемент риска, что Агнес найдут.

– Может быть… вместо орды полицейских и сообщений в газетах лучше обратиться к частному детективу?

Она ничего не знает о детективах, кроме того, что прочитала в «Лунном камне», но надеется, что среди них больше неповоротливых Сигрейвов, чем ловких Каффов.

– Черт меня побери, если я это сделаю… Черт меня побери, если не сделаю! – кричит Уильям.

Левая рука хочет ухватиться за прядь волос, но наталкивается на бинты.

– Я… Я не поняла, любовь моя…

– Если я выставляю ситуацию с Агнес на публичное обозрение, это невооб-бразимый позор для нее. Ее имя – и мое тоже – станет предметом насмешек отсюда до… до… Туниса! А если я веду себя осторожно, то пройдет еще день – а она в см-мертельной опасности…

– Но какая опасность ей угрожает? – спрашивает Конфетка самым мягким и рассудительным тоном. – Если она замерзла насмерть в ту ночь, когда убежала… то… ей уже больше ничего не грозит и остается лишь найти ее тело. Если же она жива, то это значит, что ее кто-то приютил. Следовательно, она пока в безопасности, а тем временем осторожное расследо…

– Она моя ж-жена, черт побери! – орет он. – Моя жена!

Конфетка сразу наклоняет голову, надеясь, что его ярость утихнет, прежде чем прислуга и Софи услышат крики. На листе бумаги с рэкхэмовским грифом написано лишь «Уважаемый мистер Вулворт» и больше ничего; капелька чернил, упавшая с пера, растеклась по бумаге кляксой.

– Можешь ты понять, что А-агнес, возможно, требуется срочно спасать? – беснуется Уильям, обвиняющим жестом здоровой руки указуя на мир за окном.

– Но, Уильям, я же сказала…

– Речь не просто о т-том, мертва она или жива, – существует еще у-участь пострашнее смерти!

Конфетка поднимает голову и недоверчиво глядит на него.

– Ты не играй со мной в не-невинность, – бушует он. – Пока мы с тобой тут толкуем, какая-нибудь вонючая старая ведьма, наподобие твоей миссис Кастауэй, ус-страивает ее в омерзительный бардак!

Конфетка кусает губу и отворачивается к обоям в табачных пятнах. Слезы бегут по лицу, и она позволяет им стекать по подбородку за высокий ворот платья.

– Я уверена, – произносит она, справившись с голосом, – что Агнес настолько слаба и больна… что ее не станут использовать так, как ты боишься.

– Разве ты не читала «Новый л-лондонский жуир»? – мгновенно наносит он ответный удар. – Существует такой славный вид торговлишки – умирающими девушками. Или ты забыла?