– Вы надо мною смеетесь, – мягко возразила она. – Но Бог должен благословлять людей. Разве он не для этого существует?

– О мисс Ануин! Вам следует быть осторожней. Люди могут осудить вас, сказать, что вы упоминаете имя Бога всуе.

– Уже осуждают! Но…

На ее губах заиграла очаровательная улыбка.

– Они так говорят лишь потому, что у них демоны внутри.

– От всех не благословленных вовремя чихов.

– Именно так.

Уильям громко рассмеялся: черт возьми, ну и забавная же барышня! Правда, чтобы оценить ее мягкое, шаловливое остроумие, нужно быть человеком особого склада. Она демонстрировала его при каждой встрече, всегда начиная с поддразнивающего серьезного тона, а потом внезапно сверкнув улыбкой из-под веера… На этой легкой, как перышко, основе подтрунивания они и построили свою помолвку.

Конечно, он ее хотел. Он мечтал о ней, впустую терял семя. Но в глубине души, в чреслах чресл не испытывал к ней такой уж пылкой страсти; в конце концов, существует класс женщин, предназначенных как раз для этой цели. Представляя себе их с Агнес семейную жизнь, он почти не думал о физической близости, а рисовал картины, как они вдвоем засыпают в объятиях друг друга на белой кровати, огромной, как плот.

Вскоре после помолвки она призналась, что боится потерять фигуру – как он понял, она имела в виду будущих детей. И сразу решил, что примет меры предосторожности и избавит ее от этого бремени.

– Дети? – возгласил он, наслаждаясь мыслью о попрании еще одной условности, ибо в те времена плевать он хотел на банальные ожидания папаш и прочих доброжелателей. – Детей и без того на свете предостаточно! Люди производят их на свет, потому что жаждут бессмертия, но они обманывают себя, ибо маленькие монстры уже не они, а совсем другие люди! Кто хочет бессмертия, должен сам добиваться его!

Он тогда проверил выражение ее лица, боясь, что его решимость добиться долговечной славы своими произведениями может показаться ей хвастовством, но она казалась довольной.

В мечтах – во сне и наяву – он воображал себя и Агнес вместе, но уже не молодоженами, а зрелыми людьми, когда их репутация достигнет зенита.

– Вот идут Рэкхэмы, – сказали бы завистливые зеваки, видя, как они с Агнес прогуливаются по аллеям Сент-Джеймсского парка. – Он только что выпустил в свет новую книгу.

– Да, а она недавно вернулась из Парижа; говорят, она там заказала тридцать платьев от пяти разных портных!

Их типичный день в грядущем будет начинаться с того, что он, откинувшись в плетеном кресле, в залитом солнцем саду, читает гранки своей новой публикации и разбирает читательскую почту (поклонники получат сердечный ответ, хулители немедленно погибнут от огонька его сигары). А недостатка в хулителях у него не будет, ибо его бесстрашные мысли многим взъерошат перья! На траве рядом с креслом дымится кучка пепла – этим занудам не стоило трудиться, посылая ему свои жалобы. К полудню подойдет Агнес, плавно ступая по траве, ослепительная, в лиловом наряде, и нежно укорит его за то, что он превращает жизнь садовника в муку.

Сейчас, в январе 1876 года, валяясь в своей гостиной, Уильям – человек, понесший тяжелую утрату, вздрагивает от боли воспоминаний. Какой он был дурак! Как плохо понимал себя! Как плохо понимал Агнес! Как трагически недооценивал беспощадность, с которой отец унижал их обоих в самые нежные годы брака! С самого начала все предзнаменования уже указывали на морг Питчкотт и несчастную женщину на мраморном столе!