Доля ангелов - Марина Юденич (2004)

Впрочем, голос звучит совсем тихо. И сдавленно, словно ужас, который до сих пор бушует в глазах, перехватил горло.

Совершенно не представляю, что с этим делать, от безысходности — продолжаю невозмутимым светским тоном:

— Про вашу поездку?

— Да. То есть нет. Про маленький замок.

— Этот самый d’Azay?

— Нет. Это большой, главный замок. Маленький — рядом, через поле, бывший охотничий домик.

Manoir de la Remonière — у Антона, кажется, так.

Ну конечно! Охотничий домик по соседству с замком.

Странно, что Майка ничего про него не сказала.

Стало быть, я почти не лукавлю.

— Нет, про домик ничего не знаю. А он что, какой-то необычный?

— Там лестница.

— Лестница? Ну и что же?

— Скажите, вы правда ничего не знаете?

* * *

Наконец-то она действительно вспомнила обо мне. И очки — привычным жестом — водрузила на переносицу. И взглянула осознанно.

До того — разговор был какой-то односторонний.

Я задавала вопросы, отвечала — сомнамбула, полностью ушедшая в себя или какие-то иные миры.

Или — воспоминания.

Теперь, похоже, вернулась.

— Про что — не знаю?

— Про то, что там случилось с Антоном?

— А что там случилось с Антоном?

— Вы правда не знаете?

— Я правда не знаю. — Вернее, не понимаю. Но, в сущности, какая разница? Выходит, снова не слишком грешу против истины.

— Но почему же тогда… Зачем вам этот замок? Откуда вы про него узнали?

— Есть туристическое агентство, которое принадлежит моей подруге. Вернее, однокурснице…

— Майе?

— Майе. Вы с ней знакомы?

— Она сама предложила вам этот замок? Именно этот?

Моего вопроса она не слышит, зато упрямо задает свои.

Настойчиво.

С упорством фанатика, походя — говорят в таких случаях. Но в нашем случае это на самом деле так.

Глаза у нее теперь какие-то дикие, взгляд застывший. Но вполне осмысленный. И даже жесткий, упрямый.

Я понимаю: ни спорить, ни перебивать нельзя. Да и не выйдет.

И отвечать нужно спокойно, обстоятельно, по возможности правдиво. Или так, чтобы было очень похоже на правду.

* * *

— Конечно. И кстати, именно потому, что недавно отправляла туда Антона. Он вроде остался доволен. Разве нет?

— А ему, Антону, кто рассказал про этот замок? Она? Или он уже знал про все?

Она буквально рвется ко мне, снова рискуя злополучной чашкой.

И кажется, еще секунда — перегнется через стол, уцепится ручонками за плечи, тряхнет что есть мочи, требуя ответа.

Но бешеный напор быстро слабеет.

Плечи опадают безвольно. Глаза гаснут.

Заканчивает тихо, просительно:

— …Она, случайно, не говорила?

— Случайно говорила. Антон сам выбрал замок. И даже не выбрал, просто позвонил, продиктовал название, сроки, условия…

— Какие условия? — В глазах снова полыхнуло что-то, отдаленно напоминающее надежду.

— Не могу сказать обо всех, знаю только, что просил не беспокоить. Никому. Ни при каких обстоятельствах.

— Да. Конечно. Правильно. — Она соглашается с чем-то, известным только ей, так обреченно и горько, словно речь идет о смертном приговоре. Впрочем, скорее всего так и есть. Осталось разобраться в деталях.

— Что — да? Что — конечно?

— Он уже тогда все знал. Просто я… Я все еще думала, может — случайно. Совпадение. Обычная хандра. Вы же знаете, как это было…

— Знаю. Значит, в замке он впал в обычную меланхолию?

— Нет! Не обычную. В том-то все и дело. Понимаете?!

Она снова вспыхивает как спичка.

Именно спичка, потому что теперь я знаю наверняка — погаснет через несколько секунд.

Скиснет.

Начнет бормотать невнятное.

Хотя — надо сказать — кое-что из ее несуразиц я, кажется, понимаю.

Однако лучше бы прямым текстом.

Потому — надо ловить момент.