Рисунок по памяти - Татьяна Воробьёва (2018)

— К тебе приставлены телохранители. Двое, у них задание следить за тобой, но не вмешиваться, если не будет прямой угрозы.

— Телохранители?! Следят?! — пыталась осмыслить услышанное девушка.

Так значит за ней следили и обо всем докладывали Зейну! А как же это его «я тебе доверяю»? Опять ложь? Стало обидно и больно, словно её только что предали самым подлым способом:

— Вот цена твоего доверия?! Два охранника. Зачем тогда все наши разговоры о том, что относишься ко мне как к взрослой?! О доверии?!

— В связи с сегодняшней ночью, возможно, я не был так уж прав в своих словах, — снова начал заводиться Зейн, — Сегодняшнее твое поведение, ну, никак не похоже на поведение взрослой, разумной девушки.

— Зато нормально для подростка. Обычного нормального подростка! Без потери памяти, родственников, что живут словно в Средневековье! Замужества! — парировала в ответ Хадижа, — Знаешь, Самат был честнее, он хотя бы не делал вид, что ему интересна моя личность. Он просто хотел меня.

— У тебя есть шанс до сих пор попасть к этому честному, как было в Фесе, — ехидно улыбнулся Зейн, прищурив глаза. Он определенно наслаждался эффектом шока от своих слов, — Да, Хадижа, я знаю о том, что произошло в развалинах, и как именно ты повредила ногу, и поэтому велел приставить к тебе телохранителей.

Ощущение предательства кольнуло уже во второй раз. Дядя Али обещал не рассказывать ни о чем ни отцу, ни Зейну. Сомнений, что это был не он, почему-то не возникало.

— Самат — прекрасное оправдание, чтобы держать меня под контролем, следить за мной. А может, запереть меня в комнате и надеть паранджу, тоже во имя моей безопасности?! Он за две тысячи миль отсюда, и вряд ли даже знает, где я сейчас!

Её слова разбились о тишину. Зейн просто стоял и смотрел на девушку, которая сейчас буквально дрожала от злости и возмущения. В самом мужчине тоже поднимался протест. Он словно разговаривал с капризным, настырным ребенком, которого всеми способами убеждают не лезть туда, где опасно, а он назло стремится именно туда. Хотелось поступить с Хадижей именно так, как с непослушным ребенком: отчитать и отправить в свою комнату, а может собрать вещи и вернуть Саиду, пусть сам разбирается со своей дочерью. Зейн устало вздохнул, понимая, что точно так не поступит. Он ощущал себя как в давних разговорах с Жади. Воспитание, память, а характер, заложенный перетасовкой генов, видимо, нельзя было изменить ничем.

— Хадижа, иди пожалуйста в свою комнату, — медленно и как можно спокойнее сказал он.

Девушка словно ждала этих слов и, резко развернувшись, вышла из кабинета.

Зейн сел в кресло, устало откинувшись на его спинку. Он чувствовал себя уставшим, не столько физически, сколько морально. Зейн понимал, что с Хадижей будет непросто. Девушка без прошлого, стоящая на границе востока и запада, как на лезвии клинка. Понимал, что она слишком хрупкая, слишком юная. Запутавшаяся. Но в последние недели ему стало казаться, что всё более-менее начинает налаживаться.

Хадижа была счастлива поступить в Академию, завела друзей и потихоньку пропускала его в свой мир. Их вечерние разговоры, где она с горящими глазами рассказывала про какой-нибудь мировой шедевр или новую технику живописи, что изучали сегодня, были на вес золота. А потом, все пошло под откос: сначала ссора из-за танцовщицы, потом вспышка в памяти, когда он испугался, что психика Хадижи просто сломается под давлением подобного стресса, и вот, теперь, ночные гулянки, наркотики и арест.

Честно, сейчас он не знал, что делать с Хадижей. Отправить ее в Рио, к Саиду? Чтобы она себе там ни думала и чтобы ни говорила, так он с ней не поступит. Возможно, стоит просто переждать, дать им обоим остыть. Поспать. Бессонная ночь давала знать о себе, затуманивая голову и давя на веки. Он всё решит, обязательно, но чуть позже. Да поможет ему Аллах.

* * *