Золотой мираж - Джудит Майкл

— Что ж, тогда расстроен? Если они ссорились, как сказал официант, то он мог быть расстроенным.

— Он не выглядел огорченным, месье. Если бы я хотел описать его одним словом, то сказал бы, что он казался удовлетворенным.

— Удовлетворенным, — повторил Алекс. — Удовлетворенным, — произнес он еще раз, покидая кабинет хозяина. Он опять пересек улицу, вошел в фойе отеля и направился к платному телефону. Он запомнил номер ночного клерка, когда его набирал при нем дневной портье.

— Извините, что беспокою вас еще раз, — начал он.

— Эй, приятель, я же спал, — сказал клерк сердито. — Я работаю по ночам, а днем сплю.

— Извините, я не стал бы звонить, если бы это не было так важно. У меня всего несколько вопросов. Пожалуйста.

— Ладно, какого черта, все равно уже разбудили. Давайте.

— Мистер Эйгер сказал что-нибудь, когда вернулся этой ночью? Он спрашивал о мисс Годдар?

— Да, он сказал, что она огорчена, потому что хотела за него замуж, а ему этого не хотелось. Что-то в этом роде.

— Он сказал вам это? Нечто настолько личное?

— Люди иногда так поступают.

— Но он должен был остаться с мисс Годдар, — сказал Алекс, проверяя.

— Да, должен был! — взорвался клерк. — Нельзя оставлять молодую женщину одну в центре Нью-Йорка!

— Верно. Спасибо за вашу помощь. — Алекс подошел к регистрационной стойке. — Я возьму чемодан мисс Годдар, если можно.

— Да, сэр. Вы должны расписаться за него.

Выйдя с чемоданом в руках, он остановил такси. И всю дорогу к больнице повторял слово «удовлетворенный».

К тому времени, что он вернулся в комнату ожидания, Ханна уже приехала, она держала Клер за руку и качала головой, вперед-назад, вперед-назад, остановиться она не могла.

— Опять в больнице. Опять ребенок. Я должна была что-то сделать, я знаю, что такое опасность, я знаю, что такое потеря. Я благодушничала, думала, что все так хорошо… так много денег… дом… семья… но я ошиблась, ничего не бывает совершенно хорошо. Я упустила Эмму, я должна была сказать ей что-то еще, что-то сделать ей в помощь.

— Мы все пытались, мы не забросили ее, — сказала Джина. — Глупо сидеть здесь и клясть себя, все и так ужасно. — Она поглядела на подошедшего Алекса. — Ну, что?

— Они поссорились за ужином, и Эмма ушла одна. — Он сел рядом с Клер и взял ее за руку. — Мы должны считать возможным, что Брикс как-то достал ей еще «Хальсиона» и сделал так, что она приняла его гораздо больше, чем делала это сама по себе. Пола Брауер с тобой согласна, она говорит, что идея о самоубийстве противоречит всему, что она знает об Эмме.

Ханна уставилась на него:

— Ты хочешь сказать, что он пытался убить ее? Клер издала протяжный стон:

— Я отпустила ее с ним, я не так твердо пыталась ее остановить.

— Ты сделала все, что могла, — сказал Алекс. — Любая мать, которую я знаю, сказала бы то же самое: «Я должна была что-то сделать», «Я должна была быть мудрее», «Я должна была быть старше», — но их дети все равно норовят сбежать и делать все по-своему. Ты знаешь это, Клер, ты не могла удержать ее дома под замком. Да ты и не хотела — как бы она тогда нашла свой собственный путь? Ты такая же, как и все родители — приходит время, когда все, что ты можешь делать, это быть рядом, когда в тебе нуждается твой ребенок, и надеяться на лучшее.

— Но чужие дети не кончают комой, — сказала Клер. — Это был не просто подростковый бунт, а опасная связь, и я должна была что-то с этим сделать.

— Ты не знала, что она опасна.

— Я знала, что он сделал в колледже.

— Ты слышала историю, которую Квентин отвергал, и у тебя не было ничего, что могло помочь выбрать между двумя версиями. Кстати, это случилось два года назад, а сейчас он уже самостоятельный человек — вице-президент компании своего отца. Многие матери бы только радовались.