Женщина без мужчины - Джастин Скотт (1995)

Наступила среда. До пятницы оставалось еще двое суток. Сотни продрогших школьников-экскурсантов и иностранных туристов заполнили Дворцовую площадь перед зданием Эрмитажа. У Натали уже вошло в привычку проверять, нет ли за ней слежки. Покинув «Асторию», она пару часов колесила по городу, поменяла несколько линий метро, потом затесалась в группу туристов на Дворцовой площади и выстояла очередь в гардероб. Очередная старушка с недовольством приняла у нее жакет, недовольно ворча на отсутствие вешалки.

Эрмитаж сам по себе представлял целый город, наполненный сокровищами, но шарканье бесчисленных ног и трескотня экскурсоводов убивали всякое желание погрузиться в мир высокого искусства.

Натали показалось, что она преодолела несколько километров, прежде чем добралась до зала фламандских пейзажистов. Кроме зоркой старушки, следящей со своего стула в углу за порядком, в зале никого не было. Чтобы не привлекать ее внимания, Натали совершила путешествие до анфилады соседних залов, потом вернулась, сталкиваясь со встречными потоками детей, солдат и интуристов. Теперь в зал набилась многочисленная экскурсия. Натали выслушала короткую лекцию о достоинствах живописцев и о том, что изображено на картинах, хотя это и так было видно. Когда толпа проследовала дальше, она обнаружила, что нужный ей человек появился.

Подобострастно поздоровавшись с «ангелом-хранителем» фламандского зала, он установил мольберт в скудном свете, падающем из окон, и начал карандашом набрасывать на картонке первые штрихи. Натали на мгновение заслонила от него картину, с которой он делал копию, извинилась и как бы невзначай поправила жемчужные серьги в ушах. Художник прервал работу и стал затачивать свой карандаш. На вид ему было лет тридцать. Его одежда выдавала крайнюю степень бедности и в то же время желание эпатировать общепринятые нормы. Длинные волосы он заплел в косицу, а в одно ухо вдел серьгу с крохотной жемчужинкой.

— Я могу поглядеть, как вы работате?

— Это только упражнения — для руки и глаза…

— Смотрительница музея вас не гонит?

— Я вызываю у нее жалость. — Он улыбнулся и вдруг заговорил по-английски: — Величайшая империя в мире дошла до того, что ею управляют старушки и старики-вахтеры. Они торчат на каждом углу, спрашивают пропуска, дают указания и наводят страх. Семьдесят лет варварства довели нас до того, что мы подчиняемся любой старушке, если она нацепит на руку повязку.

Натали прервала его горячий сбивчивый монолог:

— Меня интересует Дина.

Парень мгновенно сник. Хотя Старков заранее предупредил его о встрече в музее, разговор о Дине был ему не по душе.

— Я так и думал… — вздохнул он. — Ничего хорошего от нашей беседы я не жду…

— Зато я жду от вас помощи. Вас предупредили?

— Мне приказали. Дали понять, что мне придется плохо, если я откажусь говорить с вами. А если кто настучит на нас? Мне будет еще хуже. И так, и так — все плохо… для простого человека.

У него были печальные глаза. Он словно просил пощадить его, выпустить из ловушки, в которую неизвестно по какой причине угодил. Но эта явная беззащитность, слабость только рассердила Натали. Этот гоголевский персонаж — жалкий петербургский неудачник — был связан с убийцей Уоллеса.

— Если вы откажетесь отвечать на мои вопросы, я буду вынуждена применить меры.

— Я здесь. Я явился по приказу. Вместо того чтобы заниматься своим делом, я валяю тут дурака…

— Чем скорее мы закончим наш разговор, тем будет лучше для нас обоих.

— Что вам от меня надо?

— Все, что вы знаете о Дине Головкиной.

— Дочь маршала. Этим, пожалуй, все сказано.

— А точнее?

— Она могла все себе позволить — ездить с делегациями в Париж и Рим, пьянствовать с актерами и позировать нищим художникам. Так мы познакомились…

— Вы дружны с ней?