Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

Это был не он. Похож, но не он, просто молодой мужчина, смотревший растерянно и с настороженностью, как на городскую сумасшедшую. Но вместо облегчения или стыда Ника почувствовала себя обманутой. И внутренняя истерика внезапно сменилась металлическим, обездвиживающим страхом. Будто весь мир обледенел, покрылся прозрачной твердой коркой, пошел морозными узорами и оказался отделенным от того содрогнувшегося существа, которое именовалось Никой. Она снова оказалась взаперти, не в клетке, а скорее в аквариуме, беззвучно открывая рот и не имея возможности даже вздохнуть, не то что крикнуть.

Весь день продолжалось то же самое. Ника честно пыталась разобраться в себе, надеясь, что логика победит иррациональный ужас. Она не Римма Корсакова, чтобы видеть призраков – или придумывать их. Но ее нутро не слушало доводов рассудка.

Ника провела эту бесконечную среду, сидя в кассе и борясь с желанием запереть дверь. Каждое новое проникновение – приход Дашки, Реброва, Липатовой – поднимало зимний ветер в ее душе, и мирные зеленые листья, которыми она успела обрасти изнутри за годы в театре, скукоживались, чернели и облетали, обожженные морозом. К вечеру она явственно осознала, что есть лишь один способ вернуть все на места: самой вернуться на место. К началу.

– С ума сошла? Какой отпуск? Сейчас? – Липатова кипятилась. – До премьеры всего ничего! Куча дел. Репетиции, танцы. Нет, нет…

– Лариса Юрьевна. – Нике было совершенно безразлично, кричит ли на нее худрук, упирается ли. Она знала, что все равно поедет. – Мне необходимо. Несколько дней. Считайте, что по семейным обстоятельствам.

– «Считайте»? – задохнулась та. – То есть на самом деле не по семейным, но…

– По гораздо более важным, – отрезала Ника. Так безапелляционно, что Липатова перестала спорить. Она упрямилась молча, без остановки качая головой, всем своим видом демонстрируя категорическое несогласие. И когда Нике это надоело, она просто вышла. Липатовой придется смириться с ее отсутствием, так или иначе.

До конца дня при виде Ники Липатова только неодобрительно поджимала губы. Зато она поразила девушку, когда окликнула в коридоре мужа – спустя столько дней, проведенных бок о бок с ним без единого словечка.

– Борис, я травяной сбор заварила. Для твоего желудка.

Проронив это, Липатова тут же двинулась по коридору, тяжело и величаво, как груженая каравелла. Ника успела заметить взгляд Стародумова, который тянулся следом за его женщиной: разматывающийся шлейф в руках верного пажа, обожающего и благодарного. Она давно и без объяснений смекнула, что произошло между ним и его восторженной Катенькой. Первый жар влюбленности в актера спал, как только поклонница узнала его поближе, увидела не в блеске рампы, в горностаевой мантии или громыхающих доспехах, не согревающего ее ладони на февральском ветру, а – обычного. Немолодого уже мужчину, со слишком худыми для одутловатого тела ногами, возможно, в халате или домашнем костюме, заспанного поутру, со скверным настроением до первой чашки кофе. С двумя женами, одной бывшей и одной не очень, со взрослой дочерью. С набором болячек, неминуемо превращающихся из внезапных в хронические. Короля Лира не заподозрить в язве желудка, а хитроумному и ослепительному Улиссу не пристало курить вонючие сигареты, сидя по полчаса на унитазе, или комментировать вечерний выпуск новостей. Но откуда это было знать старой деве, коротающей годы возле прикованной к постели матери и выросшей на любовных романах в цветастых мягких переплетах, героини которых рано или поздно встречали своих рыцарей, герцогов, миллионеров и бесстрашных техасских парней, суровых на вид и нежных внутри, как подтаявший пломбир с ванилью.

Ника была искренне удивлена великодушием Липатовой, и, кажется, Стародумов тоже. Остаток дня он ходил за супругой хвостом. С Никой режиссер так и не заговорила, но девушка благоразумно написала заявление на отпуск и оставила на видном месте в кабинете Липатовой.