Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

– Что? – нахмурилась Римма, и руки ее замерли. – Это не галстук. Это косынка, на полу лежала. Кто-то оставил, наверное, я решила примерить. Мне красное идет!

– Да брось, никакая это не косынка, самый настоящий галстук, пионерский, говорю же. Я его и на ощупь узнаю, столько лет сама носила, а потом сыновьям гладила по утрам.

– О господи…

Римма, невзирая на природную свою смуглость, сделалась белой, как мука, и принялась дергать косынку. Тугой узел поддался не сразу.

– Снимите его с меня, снимите! – взвизгнула Корсакова, насмерть перепуганная. Рокотская поспешила помочь.

– Тише-тише…

Когда ее сморщенные пальцы распутали узел и натяжение ослабло, Римма была близка к истерике. Она отшвырнула галстук прочь, и яркий кусок ткани мягко спланировал на пол.

– Мамочка… О господи, – запричитала Римма, глядя на него расширенными глазами и пятясь к стене. Из буфета и зрительного зала уже спешили, привлеченные шумом, Липатова, Леля, Кирилл и Даня Трифонов.

– Что случилось? Римма?

– Это… пионерский…

– Кажется, да, – Липатова наклонилась, чтобы поднять его.

– Нет! – взвизгнула Римма. – Не трогайте!

Остальные озадаченно переглянулись, Липатова выпрямилась:

– Можешь ты толком объяснить?!

– Я нашла его тут. Он просто лежал на полу, вот как сейчас. Заманивал. Я подумала, что это чья-то косынка, кто-то оставил. И примерила. А он, он меня чуть не задушил!

– Что за глупости…

– Не глупости! Вы что, не понимаете?! Это та девочка, пионерка… Я давно чувствовала что-то… страшное, потустороннее. Я наполовину цыганка, такие вещи сразу чую. Она все еще здесь, где умерла… – зачастила Римма. – И галстук ее наверняка упал оттуда, с галереи, прямо сюда, где я его нашла. А я не подумала и надела. Понимаете? Я надела ее галстук! Это значит, что я теперь… Ой, мамочки…

Она сползла по стене на стоящий стул и обхватила себя руками. Кирилл, справившись с первой оторопью, несколькими широкими шагами пересек фойе и сел рядом, обняв девушку за плечи:

– Римм, да ладно тебе. Наверное, кто-то и правда оставил. Или костюмеры обронили.

– Точно! – кивнула Липатова. – Наверное, Женечка таскала костюмы, стирать или еще зачем. Там у нее много чего есть, в закромах, вот и галстук нашелся… А ты давай придумывать! Такая впечатлительная, сил нет, что мне с тобой делать?

Римма, уже с красным носом, посмотрела на нее с надеждой.

– Думаете?

– Уверена. Так что давай, подбирай сопли.

Актриса перевела взгляд на Кирилла, тот ободряюще похлопал ее по руке (Ника почувствовала, как больно царапнулось что-то внутри), и Римма, испытывая огромное облегчение, тут же преобразилась. Как ребенок, которого от слез отвлекли мотком сахарной ваты на палочке, она покорно побрела в зал за Кириллом и Липатовой. Проводив их взглядом, Леля вздохнула и пробормотала вполголоса:

– Пионерка.

– Всем ребятам… – начал было Даня, но Леля погрозила ему пальцем:

– Трифонов, молчать.

Когда фойе опустело, Ника вышла из своей комнатки и подняла с паркета позабытый всеми галстук. Гладкость ацетатного шелка холодила пальцы. Девушке вспомнились слова, продекламированные Рокотской, довольно зловещие для детской книжки, хотя нельзя не признать, что они вполне точно отражали суть этой символической вещицы. Красно-оранжевый треугольный лоскут, и правда цвета крови, не темной венозной, а той самой, что бьет из разорванной артерии толчками, как струйка из питьевого фонтанчика. Предпочитая не пускаться дальше в цветистых размышлениях, Ника отнесла галстук к себе и сунула в выдвижной ящик стола, решив отдать костюмерше при случае.