Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

— Ладно, Варюш, нам с тобой пошептаться надо немножко, пойдем вон там, на пенечках посидим. Матюш, разбери сидор пока, да там поаккуратнее, в кулечке семена Ефимовна дала. Огородик вот свой посодим, я ж каждый год лук, чеснок, морковку, свеклу, всякие травки-приправки сажаю.

Пенечки были любовно выпилены типа деревянных креслиц, сидеть в тени высоких кустов было очень приятно. Леший помолчал, потом вздохнул:

— Варюш, я тебя в приживалки договорился, в Раднево, но только прежде чем ты туда пойдешь, надо много чего запомнить. Ты же в оккупации не была, а проколоться в один момент можно, стукачей развелось видимо-невидимо. Вот смотри! — он достал из внутреннего кармана своего лапсердака какую-то серую книжицу, протянул Варе.

Она взяла: на безобразной бумаге, невзрачная, на обложке красовался орел держащий в лапах свастику в круге и ниже надпись PERSONALAUSWEIS, внутри фотография женщины, очень похожей на Варю, только вот прическа… Гладко прилизанные, темные волосы, а так да, похожа и имя такое же — Варвара Матвеевна Язвицкая, сбоку от фотографии два отпечатка пальца, а на правой части документа на немецком перечислялись приметы, даже цвет глаз не забыли.

— Варюш, это просто чудо, у тебя и цвет глаз и рост подходящий. Этот аусвайс мне достался от погибшей женщины, так что тут бояться нечего, она из беженцев, пробиралась в Брянск — там какая-то стародавняя подруга проживала, но вот заболела и сгорела за неделю. Я её подобрал совсем больную, она одинокая — сродственников не осталось — бомба в дом попала сразу всех… вот она и подалась, как говорится, куда глаза глядят. Подпись её поучись, потренируешься — можешь как и она писать.

— Сколько дней буду учиться?

— Неделю, потом в Березовке пару дней у Гринькиных женщин, там Стеша тебе много чего подскажет и в Раднево. Приживешься, Бог даст, а там и попробуем тебя к делу пристроить, но об этом — потом, главное — суметь там адаптироваться. Очень надо, Варя, там своего человека заиметь.

Ох, как нелегко пришлось Варе, она чертыхалась и злилась, бесило все — особенно эти дурацкие одежки, что принес Леший: длинная, темная, бесформенная юбка, какие-то жуткие кофты, застиранные до неопределенного цвета, чоботы и куфайка, не фуфайка, а именно куфайка. Когда мужики первый раз увидели Варю в этом одеянии, они ржали, нет, не смеялись, именно ржали до слез.

Леший рыкнул на них:

— Вот что значит, не видели вы горя людского!

— Извини, Леш, мы на самом деле это до конца не воспринимаем, все кажется — кино какое-то.

— Кино им… одна оплошность и все, как вон Игорек любит говорить, «Кина не будет!»

Одно у Вари получилось сразу — почерк этой бедняги Язвицкой.

Леший, умелец на все руки, слегка подмочил аусвайс в том месте, где стояли отпечатки, они стали немного смазанными, попробуй теперь определи, настоящие они или нет.

— Скажешь, под ливень попала, вот и промокло усё.

И ещё порадовало, что у Вари стрижка — он мастерски выстриг ей немного отросшие волосы клоками, «вроде как был тиф, а волосы плохо растут после него». Мужикам стрижка даже понравилась.

— А что, очень даже неплохо, против наших продвинутых, что на эстраде скачут, ты прям эксклюзив! — задумчиво заметил Сергей.

Варя училась завязывать серенький, старенький платок — вот, не было печали, никогда их не носила, все выходило криво. — Ну и ладно, может, я растрепа какая.

Настал день ухода, все нервничали, мужики по очереди крепко обняли её, перекрестили.

— Удачи, Варь! — за всех высказался Ищенко. — Если все пройдет гладко, через пару недель и я лудить- паять появлюсь.

Леший довел её какими-то тайными тропками до опушки леса. Постоял, чего-то выжидая и, заметив вдалеке три движущиеся точки, кивнул:

— Ну все, иди Варя потихоньку. Не забудь, что я тебе говорил. С Богом!