Жизнь сначала - Татьяна Успенская-Ошанина (2008)

— Простите, пожалуйста, что, Антонина Сергеевна заболела? Почему она не пришла? — спросил вежливый мужской голос.

— Куда «не пришла»? — удивился я.

— В школу. Простите, это её муж? Говорит завуч по учебной работе. Нам ждать её или отпустить детей на два часа, мы не подготовили замены.

Я увидел Тошины сапоги, вычищенные, около двери, — наверное, уже утром чистила. Шуба висит на вешалке.

— Простите, я сейчас посмотрю. Дело в том, что… простите, я сейчас…

Наконец я проснулся. И первое, что услышал: звук падающей воды. Включён душ. Кинулся к ванной, крикнул, пытаясь перекричать воду:

— Тоша, к телефону!

Наверное, у неё испортились часы или она проспала.

Тоша не ответила.

Дверь в ванную приоткрыта, в самом деле, чего запираться, когда я дрыхну, как сурок? Я вошёл.

Падает вода. Тоша лежит в ванной боком, неловко вывернув голову — головой в другую сторону от падающей воды.

— Тоша! — позвал я внезапно охрипшим голосом.

Она не откликнулась. Вода ледяная.

— Что с тобой, Тоша? — Я поднял её на руки, вынес из ванной, уложил на диван в мастерской. Она дышит, а глаза закрыты.

Руки её упали бесчувственными плетьми, я сунул ей под нос нашатырь, она чуть приоткрыла глаза — взгляд бессмыслен, она не узнала меня.

Поскользнулась? Стукнулась головой?

Надо срочно вызвать врача. Но продолжаю стоять, не в состоянии сделать хоть шаг.

— Тоша?! — зову беззвучно, ничего не понимая.

Всё-таки пошёл к телефону и, только увидев трубку не на месте, вспомнил о завуче.

— Она… — беззвучно выдавил из себя, — кажется, умирает. Приезжайте, — попросил я, — мне страшно. Вызовите, пожалуйста, «скорую».

Гремят гудки. Держу трубку и никак не могу вспомнить, как вызывают «скорую» — 01, или 03, или 02, или 05? Я знаю только — 09, телефон справочной, но я ни разу не вызывал «скорую».

Тошу увезли в клинику, в реанимацию с диагнозом — обширный инсульт, с полным параличом. Трое суток она жила. Вскрытие показало смерть мозга — ничто не могло спасти Тошу: трое суток просто гоняли кровь по телу, жило здоровое сердце, Тоши уже не было.

2

На панихиде я не плачу, как плачут другие, не умею выдавить из себя ни одного доброго слова, какие говорят, задыхаясь, другие, я холоден, точно ледяная, зимняя вода, в то утро обмывшая Тошу, заморозила меня. Я попал в актовый зал моей школы случайно. Мне нечего здесь делать, Тоша жива. Происходит какая-то нелепая комедия, идёт дурной спектакль, поставленный бездарным режиссёром, и вовсе не Тоша утопает в цветах и еловых ветках и запахах, не о Тоше говорят люди. Вернусь домой, Тоша поставит передо мной свои особые котлеты.

Отец «принимает гостей» — зазывает на поминки, не заботясь о том, что может не хватить места. Он всё организовал и в помощь нагнал женщин, которые расставили столы и наготовили закусок, и водку закупил. Он внимателен ко всем, каждому объясняет, что будет автобус и шесть машин. Мной он не доволен.

— Что, тебе трудно слово сказать?! Будь вежливым! — говорит мне строго. — Ты должен быть любезным!

Что, если в моё отсутствие люди повредят или украдут Тошины картины? Нужно скорее домой: выгнать чужих.

Папик будто почувствовал моё беспокойство, говорит:

— За дом не волнуйся, не пропадёт ни одна пылинка, ни один медяк.

Вокруг папика вьются наши школьные и институтские начальники, ловят его распоряжения и взгляды.

На панихиду пришло много наших ребят, они все толпятся рядом, готовые броситься на мой зов. Только Муськи и Рыбки нет. Почему нет Рыбки? Она так любила Тошу! Ищу её глазами. Только она нужна мне сейчас.

Наконец я вижу Тошиных друзей, прошедших за кулисами нашей с Тошей жизни. Почему она не приглашала их к нам? Почему встречалась с ними без меня? Чем я мог помешать? Неужели я и они несовместимы?