Молчание - Изабель Бланко

Ее вкус делает именно то, что я и предполагал, — высвобождает свирепость, которая погубит нас обоих. Я провожу языком по ее пальцам, всасывая как можно больше ее вкуса, прежде чем приникнуть к ее киске.

Я опускаюсь на нее в длинном лизании, проводя кончиком языка по ее набухшему клитору.

Каламити выкрикивает мое имя, выгибаясь назад вдоль дивана, обнажая свое горло.

Я просто хочу раздвинуть ее ноги, прижать ее к себе и трахать как животное, но оторвать себя от этой киски будет невозможно. Застонав, я целую ее клитор, а затем снова провожу языком по нему, наслаждаясь тем, как замирает ее дыхание от этого ощущения.

Просунув руки под нее, я сжимаю ее задницу, и из меня вырывается еще один стон.

Блядь. Не могу дождаться, когда увижу, как она подпрыгивает, когда возьму ее сзади.

Прижимая ее ко рту, я попеременно посасываю ее губы и облизываю маленький набухший узелок.

Каламити прижимает тыльную сторону ладони ко рту, клыки вонзаются в кожу и выпускают кровь.

— О Боги… как ты возбуждаешь мою киску.

Потерянный в запахе ее возбуждения, который витает над моим носом, ртом и бородой, я с трудом могу вынести дополнительный запах этой крови. Ворча ее имя на ее плоть, я ем ее быстрее, борясь с желанием впиться в одну из этих сочных губ и выпить ее оттуда.

Дикая и совершенно необузданная, она начинает двигать бедрами в такт движениям моего языка, ее пальцы впиваются в мои волосы.

— Блядь. Вот так, малышка. Покажи мне, как тебе это нравится.

Она стонет по моей команде, выгибаясь навстречу моему лицу.

— Поласкай меня пальцами, пока ешь меня. Я хочу, чтобы это было похоже на твой член.

Твою мать. Заблудившись в ней, я даю ей то, чего она хочет: сначала ввожу в нее один палец, отступаю и возвращаюсь с тремя. Она принимает их с похотливым рычанием, не оставляя сомнений в отсутствии девственности.

Мое зрение наливается красным цветом от лицемерного гнева.

Одержимость.

Облизывая ее быстрее, я позволяю ей оседлать мои пальцы, наслаждаясь тем, как ее киска становится все более влажной с каждым разом.

— Кому это все принадлежит, Каламити? — глупый вопрос. Опасный вопрос.

Моя погибель, заключенная в шести словах.

Дергая меня за волосы, она извивается, чтобы доставить меня туда, куда ей нужно, грудь вздымается.

— Ты знаешь, я хочу, чтобы это принадлежало… о-ох! Тебе. Тебе! Но ты идиот, который не хочет… Святое дерьмо. Святое дерьмо! Вот так, пожалуйста.

Мои плечи поднимаются и опускаются, когда я борюсь за сдержанность. Я дрожу.

Каламити опускает руки, разрывая рубашку, чтобы обнажить груди. Бледные, пухлые бугорки с твердыми темно-розовыми сосками, от вида которых у меня больно ноет член. Она играет с ними, киска напрягается от потребности, и я почти насаживаюсь на нее прямо здесь.

— Ты хочешь, чтобы я трахал тебя жестко, — говорю я ей между жадными облизываниями.

Она выпускает одну грудь, прикусывая губу, отчего, блядь, еще больше кровоточит, и впивается когтями в ткань дивана за головой.

— Я хочу, чтобы ты, блядь, владел мной, идиот! — эти черные глаза находят мои, темные, соблазнительные, собственнические, и мне приходится прокусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать себе трахнуть ее.

Застонав, я подался назад, потираясь щекой о ее ногу. Впитав каждую унцию ее мускусного возбуждения и прекрасно понимая, что все это будет преследовать меня хуже, чем сама женщина. Но я не могу остановиться. Не могу остановиться. Посасывая ее клитор, я снова борюсь с желанием выпить прямо из ее киски.

Каламити сильнее тянет меня за волосы, прижимаясь к моему лицу. Словно читая мои мысли, она выгибается, хныча:

— Сделай это. Укуси меня.