The Мечты. О любви - Марина Светлая

Юля остановилась. Андрюшка возмущенно забухтел внизу. Но вряд ли она слышала. Посмотрела на Моджеевского совершенно несчастными глазами и наконец признала главное:

— Я ничего не предлагаю. Я боюсь.

— Ну к этому я уже привык, — усмехнулся Богдан. — А ехать все равно придется.

— Откуда ты только взялся на мою голову, а?

— Можешь и дальше продолжать выискивать возможности меня задеть. Если тебе станет от этого легче, то у тебя это получается. Но сейчас мы все равно все оденемся и поедем на семейный ужин. Нравится тебе это или нет.

— Поцелуй меня.

— Ты выбрала очень подходящее время, — буркнул Богдан и принялся упаковывать Царевича в курточку и ботинки.

Ограничиться только лишь поцелуями у них пока плохо получалось. Юля мрачно кивнула и снова стала обуваться. А потом тихо сказала:

— Я не хотела тебя задевать. И тем более, не хотела, чтобы у меня это получалось. Мне тоже неприятно, когда ты каждый раз обвиняешь меня в трусости.

Моджеевский резко разогнулся, и его усилие говорить спокойно было заметно.

— Если бы ты хоть раз позволила тебе помочь… защитить. Но у тебя только два варианта: либо сама, либо боюсь. Даже попробовать не пытаешься вместе.

— Да потому что я всегда сама! Не было у меня вместе! — вырвалось у нее, и она осеклась, резко отвернувшись, чтобы теперь вместо куртки сдернуть с вешалки пальто.

— Твои проблемы! — рявкнул Богдан, подхватил Андрея и распахнул дверь. — Мы тебя в машине ждем.

Дорогой молчали. Эти их молчанки становились настоящей пыткой, практически невозможной, и, если бы не присутствие Царевича, наверняка можно было бы на ощупь чувствовать негативную энергию, скопившуюся в салоне. Все Юлькино хорошее настроение этого дня улетучилось, будто и не было. И это она только парой часов ранее всерьез думала над тем, что они вполне еще могут поладить. И что-то там про день рождения.

А теперь — ну и к черту все, и пожалуйста.

Даже погода почему-то испортилась сама по себе, пока они петляли, чтобы выбраться из городка, и по пути к коттеджу у моря. А сама Юля, вместо того, чтобы снова переживать из-за отца, сердилась на себя и Моджеевского. И сама не понимала, что гнев на себя перевешивает все остальное. Потому что он — первопричина всему.

Когда они притормозили на подъезде, она, сдерживаясь, чтобы не разреветься, проговорила:

— Наверное, надо было хоть за тортом заехать…

— Лена Михална с тобой бы не согласилась, — ответил Богдан, пока они въезжали во двор дома Моджеевского-старшего сквозь гостеприимно распахнутые перед ними ворота. А сам Моджеевский-старший самолично стоял на крыльце дома, скрестив на груди руки и встречая дорогих гостей.

— Где мой внук? — было первым, что он выпалил вместо приветствия, когда Богдан показался из салона.

— У тебя целый Лизон есть. Тебе мало? — хохотнул тот, распахнул заднюю дверцу, помог Андрюшке, отчаянно заботящемуся о собственной самостоятельности, выбраться из детского кресла и оказаться во дворе. К нему уже радостно мчались Лиза и Сашка.

Но они не успели. Моджеевский-старший оказался расторопнее. Подхватил мальца на руки, не слушая его возражений, и подмигнул.

— Лизон Лизоном, а тут целый Андрюха. Да, Андрюха?

— Неть! — насупился «внук», чем вызвал смешок показавшейся из автомобиля Юльки.

— Привет, — махнул ей свободной рукой Роман, надеясь, что выглядит достаточно радушным и доброжелательным. За что в ответ получил скороговоркой «добрднь». А сама Юлька решительно направилась к дому, на ходу здороваясь с остальной мелюзгой.

Роман Романович глянул на сына, мол, че она?

— А что? — удивленно спросил тот.

— У вас все нормально?

— Конечно, — кивнул Богдан, — просто у нас другие планы были на выходной. А тут вы…