Кто сверху? - Ольга Джокер

Сегодня в доме убирается домработница Ольга. Я спускаюсь на первый этаж, готовлю себе легкий завтрак и понимаю, что впервые в жизни спала чутко и беспокойно.

Иногда мне казалось, что начинаются предродовые схватки, и волна ужаса окутывала мое тело. Как же я без Даньки-то? Без Даньки нельзя! Но выпив таблетку но-шпы, мнимая боль уходила.

За завтраком непривычно тихо. Я ковыряюсь в остывшем омлете и понимаю, что два дня без друга будут тянуться мучительно долго и если я не найду для себя увлекательное занятие, то рехнусь в одиночестве.

Несмотря на то, что официально я семь недель как нахожусь в декретном отпуске, попробуй это объяснить трудоголику, который прочно сидит в моей голове и клюет мозг по чайной ложечке. Мне все время мерещится, что без меня в агентстве творится хаос и неразбериха, и я единственная, кто может навести там порядок.

Так как Воронов строго-настрого запретил мне водить автомобиль, я вызываю личного водителя, который везет меня в центральный офис, и по дороге набираю номер мамы.

Обычно мы созваниваемся трижды в год — на Новый год, мой день рождения и её. И так было всегда, с тех пор как я переехала от нее ровно до сегодняшнего дня. Дрожащими от волнения руками тычу на нужный номер и неровно дышу, когда проходит десять гудков, а мама все не отвечает.

Я единственный ребенок в семье. Мама родила меня, когда ей исполнилось тридцать шесть, а первый и последний мужчина, которого она любила, сбежал, едва узнал о том, что мама собирается рожать. С того времени я находилась под её пристальным надзором. Я была её миром, её жизнью, её смыслом для существования на этой земле.

Примерно в пять лет я поняла, что задыхаюсь от неустанного контроля и опеки. В то время как ребята на детской площадке носились словно угорелые, самостоятельно съезжая с горок, качаясь на качелях и набивали свои первые шишки и синяки, я ходила с мамой за ручку и не решалась ступить и шага в сторону. Иначе мать начинала кривить лицо и строить из себя обиженку. Возможно, другой ребенок был бы счастлив, что сто один процент маминого времени уделялся ему, но только не я — та, которая страстно желала сделать хотя бы один неконтролируемый глоток свободы.

Примерно с тринадцатилетнего возраста мать твердила одно — девушка должна быть целомудренной, беречь себя для одного-единственного и выходить замуж так, чтобы раз и на всю жизнь. Когда я пыталась намекнуть, что у мамы было все с точностью наоборот, она впадала в затяжную истерику и пыталась доказать мне, что так как жила она — совершенно неправильно. И она жизнь отдаст на то, чтобы меня воспитать как надо.

Конечно же, никаких свиданий и встреч с мальчиками в кино у меня не было. Единственный из мальчишек, с кем мне можно было дружить — Воронов Даниил. Он с первого класса школы был вхож в нашу квартиру и отчего-то ему мама доверяла как самой себе. Доверяла и верила, что он с точностью в минуту доставит меня домой после школьной дискотеки в выпускном классе. Спасет от хулиганов и не даст в обиду другим наглым мальчишкам, которые только и норовят залезть мне под юбку.

Наверное, по причине вечного надзора мамы я сбежала, когда на последнем курсе университета познакомилась с мало-мальски адекватным парнем. Тут же выскочила за него замуж и переехала в скромную комнату общежития, которая досталась ему от бабушки. Клялась маме, что это точно любовь. И уж точно поэтому долго терпела все тараканы и загоны своего первого мужа, только бы не возвращаться обратно.

— Слушаю, — услышала строгий голос мамы на другом конце провода и вздрогнула.

— Здравствуй, мама. Я вышла замуж и жду ребенка, — выпалила в трубку и зажмурилась, словно она видит меня.

Послышалось напряженное молчание. Но спустя минуту мама вновь заговорила сухим безэмоциональным голосом и спросила:

— Кто он?

— Даниил Воронов.