Дикарь - Надежда Мельникова

— Хватит брыкаться, Забава! Так только хуже. Ну вот, ты меня опять возбудила! Сама виновата, я планировал дать тебе отдых, — смеётся.

Поглаживания становятся более горячими и чувственными.

— Скажи, что произошло между тобой и Елизаветой. Иначе я не дамся! Больше ни разу! Запиши себе на лбу!

— Ха-ха-ха. Бизнесвумен ты моя доморощенная. Не надо мне давать, Забава, я сам возьму.

И, выкрутив руки, толкает на кровать, грудью на матрас, так что мой зад оказывается оттопыренным. Приподнятым.

— Блд, Забава, что ты со мной творишь!

И бьёт ещё раз — другую половинку.

А я хоть и взвизгиваю, кричу, возмущаюсь, но на самом деле аж горю от этого. Это какое-то новое удовольствие. Убила бы сволочь, но мне нравится… Прожигает насквозь, увлажняя.

— Ты идеальная женщина для секса. У меня просто едет крыша.

— Сомнительный комплимент, Михайлов, очень сомнительный! — пытаюсь высвободиться.

Но куда там! Он же как из стали. Одной рукой держит так, что невозможно даже пошевелиться. Бьюсь как рыба об лёд.

— Эти твои пышные груди, мягкие бёдра. Я не могу остановиться! — И тискает названные участки тела, пристраиваясь сзади.

А у меня опять кружится голова, и дыхание сбивается. Со мной тоже что-то не то. Нельзя же столько раз подряд хотеть этим заниматься? Это ненормально, может, я заболела бешенством матки? Тогда мне лучше держаться от мужчин подальше. Говорят, в таком положении женщин возбуждает даже шелест бумаги. Это что же, я буду на работе во время планёрки под истеричные крики начальника заводиться?

Но, пока я об этом думаю, внутри меня снова оказывается стоящий колом член. Вот так просто. Как будто так и надо.

— Михайлов, стой! Это перебор!

— Я не спорю, Забава. Мне самому происходящее кажется странным, — хрипит он на ухо, ласкает мочку и толкается так усердно, что спинка кровати Степановны с грохотом впечатывается в стену.

— Надо с этим что-то делать, — простанываю я. И хотя сил нет и всё болит, но по-прежнему, ёлки-моталки, приятно. — Я очень надеюсь, что ты в презервативе.

— Надейся, моя радость, надейся. Я не люблю эту резину. С чужими бабами опасно. А тут можно.

— Это ещё что значит?! Где тут? Как это? — Пытаюсь приподняться, но меня лишь сильнее распластывает по кровати.

Оргазм уже не такой сильный. Ну потому что сколько можно? Но он всё равно есть.

Михайлов скатывается с меня и падает рядом.

— Рассказывай давай про бывшую, пока я на тебя заявление не накатала. Лежу на боку, прямо как рухнула, и не могу даже пальцем ноги шелохнуть, задыхаюсь.

Дикарь какое-то время молчит, затем начинает:

— Я мечтал купить свою атомную станцию. Я уже накопил денег, даже частично взял кредит. Но Елизавета всё потратила на эту, как её... Восковую эпиляцию, — тяжело дышит Михайлов, смотрит в потолок, закинув руку за голову. — Конечно, я ей не простил. Да и Степановна расстроилась. Обиделась! Прокляла родную внучку и до сих пор с ней не разговаривает! Ну а кто бы это забыл? Была бы у нас своя атомная станция, за электричество платить не надо было бы. И для «Лошадиного острова» это супервложение.

Собравшись с последними силами, я поднимаю руку и, взяв подушку, со всей дури бью его по лицу. Ожесточённо, истерично, от души!

Дикарь ржёт, а я бью, и бью, и бью... Пока он не отбирает её и, схватив меня руками и ногами, не притягивает к себе, присасываясь к губам в жадном поцелуе.

Глава 33

Глава 33

— Я не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. И нижняя часть тела полностью онемела. Может, я заболела? Как думаешь, Михайлов?

Кровать Степановны словно бы всосала меня. Постель-монстр, не иначе. Одно движение — и конечности снова тянет в чрево простыни и одеяла с подушками.