Дикарь - Надежда Мельникова

— Наслышана о тебе. Ты хотела у Дуньки мужа отбить. А в итоге на Михайлова залезла. Обе жены сюда приходили. Коньяк брали дорогой, плакались.

«Обе жены». Интересно, какая такая жена у Михайлова? Елизавета очень хитрая женщина, прям хамелеон. Со мной она надменная городская фифа, а с Дуняшей прям местная. Любопытно, знают ли Дуня и продавщица про то, что произошло между ней и Михайловым? Вот Семён точно что-то скрывает.

Мне тут не нравится. Я как будто вовровка, хотя на всех этих мужиков вообще не претендую. Разве что на Михайлова… Немножко. Совсем капельку.

Надо же, только приехала, и все в курсе, кто я и что. Подхожу ближе к обшарпанному, потрескавшемуся прилавку на котором в один ряд лежат сыр, колбаса и мясные рулеты с сардельками. Продавщица говорит что-то ещё, и у неё такой голос, будто и она планирует оттаскать меня за волосы. Даже страшно. Чего ещё ждать от местных женщин? Я тут, можно сказать, «звезда» поселения. А ударница сельской торговли и ценительница прелестей молодых старост женщина крупная. После такой можно и в травмпункт загреметь.

— Я тебя понимаю, Пётр так-то вариант понадежнее, чем этот самодовольный индюк Михайлов, но семья для него главное, поэтому, конечно же, тебе не удалось его утащить. Тут ясно всё. Ну хоть о Михайлова потрёшься.

И разворачивается обратно, к окну лицом. Я так понимаю, они тут все заодно.

— А как насчёт кошачьих консервов? — интересуюсь как можно тише и аккуратнее, но, насколько я знаю, с такими лучше, наоборот, погрубее.

— Говорю же: надо ждать. — Наклоняет она голову, наблюдая за старостой ещё внимательнее, аж впитывая его светлый образ, машет ему, когда тот кидает взгляд на окно. — Надеюсь, его ты не трогала?

Аж ладошки потеют, когда эта большая женщина, уставившись, выжидает.

— Нет! — быстро-быстро качаю головой, не хватало только, чтобы она и другие подумали, будто у меня ещё и с ним что-то было. — Мы с Семёном друзья.

— Смотри мне! — Поднимает кулак. — Семёна не тронь, я в обиду его не дам, у него хоть жены нет, но мы тут все заодно. — И смотрит так, что я голову вдавливаю в плечи, а затем продолжает: — Консерву твою надо ждать.

— Почему? Не привезли?

— Нет, на складе что-то было. Надо идти. А мне некогда.

Ага, она очень и очень занята, разглядывая Семёна.

— А тут нет? — Хоть и боюсь очередного нападения, но раздражаюсь.

— Кот должен ловить мышей, а не консервы есть, чай не в столице. Мой Барсик огурцы грызёт от безысходности, а тут смотри — консервы ему подавай, людЯм-то консервов не хватает! — Наконец-то медленно разворачивается и плывёт в сторону подсобки.

— Мы не знаем, что он ест, поэтому, чтобы он не похудел или, не дай бог, не умер, мы кормим его тем, что он точно будет.

— Кто это мы?

Вот же чёрт дернул меня за язык.

— Я вообще-то хотела сказать — я, просто оговорилась.

— Понятно. — Продолжает плыть. — Это ты кота Степановны сторожишь. Тогда тебе точно нужны консервы, Васька очень разборчивый, она у меня из индейки даже брала. Этот что попало есть не будет. За что она его только так любит, не пойму? Я б такого давно прибила. Терпеть не могу, когда выкаблучиваются. Жди.

И скрывается за шторкой в крупный цветок. Выдыхаю. Может, мне удастся уйти от сюда без повреждений, избежав рукоприкладства?

Меня не любит Дуня, меня теперь не выносит Елизавета, и вот ещё безымянная продавщица в синем также узрела во мне соперницу.

Её долго нет. Заскучав, смотрю в окно. Магазин стоит на пустыре, тут всё как на ладони. К тому же ни штор, ни жалюзи. Через большие окна я вижу крутящегося на улице старосту, а ещё дальше чёрную иномарку. Из неё выползает Елизавета и двое хорошо одетых мужчин.