Пташка - Ксения Скворцова

— Сядь, — приказал князь, и его голос прозвучал чуть мягче. — Я не знаю, как было на самом деле. Лишь слышал, что говорили люди. — Он перевёл отстранённый взгляд на очаг, бездумно перебирая пальцами изумруды на кубке. — Отец был вне себя от горя, когда она умерла. Златокудрая ведьма околдовала его. Всегда улыбающаяся, всегда красивая. Бедная мать, куда ей было тягаться с ней. — Стойгнев будто забыл о присутствии Гнеды. — Даже через столько лет я закрываю глаза и слышу этот запах. Она всегда пахла цветами. Ландышами. Обманчиво приятный вначале, проклятый запах начинал душить своей приторностью до тошноты, до головной боли. — Стойгнев неожиданно посмотрел прямо на Гнеду. — Ты пахнешь иначе. Но сеешь раздор не хуже своей матери. Значит, ты собиралась убить отца?

— Да, — просто ответила девушка. Она не стала говорить, что почти сразу поняла, что не сможет этого совершить.

Князь мрачно кивнул.

— А теперь скажи, кто за тобой стоит.

Гнеда подняла на него глаза, растерянно моргая.

— Не притворяйся. Я никогда не поверю, что какая-то девчонка ни с того, ни с сего смогла вдруг в одиночку проникнуть в княжеский дом, да ещё и посягнуть на жизнь правителя! Теперь я вижу, что наша первая встреча не была случайной. Как и твоё удивительное спасение Судимира. Кто-то помогал тебе, кто-то подстроил всё так, чтобы ты оказалась в нужном месте в нужное время. Что вы задумывали? После убийства отца, что было дальше в вашем замысле? Моя казнь? Захват престола?

— Я была одна, клянусь тебе. Я не надеялась, что останусь жива, и не размышляла, что будет после.

— Неужели ты полагаешь, я поверю? — Стойгнев порывисто встал, резко отставляя кубок, так что часть вина выплеснулась наружу. Кровавая струйка медленно устремилась по крутому боку к белой льняной скатерти. — Кто твои сообщники? Кто-то из бояр? Или чужеземцы? Ты сказала, что тебе помогал твой родич из сидов?

Гнеда почувствовала, как немеют руки и ноги. Он не верил ей. Стойгнев вёл себя так, словно между ними не было этого года, наполненного взглядами и мимолётными прикосновениями. Словно не было ни плаща, накинутого на её плечи, ни ласковых слов. Ныне он был князем, допрашивающим преступницу, и только. Девушка подспудно знала, что бы она ни сказала, не будет принято им на веру. Он подозревал её тем сильнее, чем больше позволил себе обмануться в ней раньше. Стойгнев не был тем, кто даёт вторые попытки, и, осознав это, Гнеда по-настоящему испугалась.

Почему-то девушке казалось, что она успела завоевать пусть маленькую, но часть его сердца, и они могут говорить как друзья. Что она сумеет объясниться с ним просто и открыто. Что она встретит если не прощение, то понимание. Но всё оказалось совсем не так. Случившееся разом поставило Гнеду за черту, которую стало невозможно переступить обратно. Она больше не была для Стойгнева девушкой, руку которой он мог погладить. Гнеда отныне являлась предательницей, слова которой ничего не стоили.

Перебарывая страх, колотивший её ослабшее тело, девушка поднялась, встречая грозный взор князя.

— Клянусь, я не умышляла против тебя. Я была одна, и хотела лишь отомстить человеку, сделавшему меня сиротой. Лишившему всего в жизни.

— Это ложь, — сквозь зубы прошипел Стойгнев.

— Это правда! — возразила Гнеда, опьянённая собственной смелостью. — Если бы мой отец остался жив, то не ты бы нынче сидел здесь, в этих покоях! На княжеском знамени вместо вепря реял бы сокол! Всё было бы по-другому, и ты бы не смел говорить со мной так! Мы с тобой были бы…

Девушка осеклась, но Стойгнев прищурился. Он успел понять.

— Мы с тобой что? Были бы мужем и женой? — Князь недобро усмехнулся. — Да, мне известно, что с колыбели я был обручён с Яронегой. — Он наклонился к ней и произнёс громким отчётливым шёпотом: — Но княжна погибла.

От бессилия глаза Гнеды увлажнились, но Стойгнев лишь хмыкнул. Он не верил даже её слезам.