Пташка - Ксения Скворцова

— Станешь снова жить в Веже и ворошить старые книги?

Против его намерения, слова прозвучали язвительно. Гнеда недружелюбно посмотрела на Фиргалла, но ничего не сказала.

— Я провожу тебя до Залесских земель.

Девушка нахмурилась, собираясь возразить, но сид продолжал:

— Нам с тобой по пути. Я еду в Стародуб, к молодому князю. Я ведь, действительно, посланник Аэда, и моё поручение — сообщить о переменах в Ардгласе. Кроме того, мне должно объясниться с ним в отношении тебя. До этих пор, живя во владениях Ивара, ты не будешь в безопасности.

— Хорошо, — кивнула Гнеда после некоторого раздумья. — У меня тоже есть дело в столице.

38. Возвращение.

Погода не дала им уехать так скоро, как бы этого хотелось Гнеде. Сечень принёс в Корнамону полуночные ветры и вьюги, но Фиргалл тоже не намеревался задерживаться, и они выехали на свой страх, поймав в череде метелей и буранов окно затишья.

Гнеду до последнего не покидало опасение, что Бран что-то выкинет. Передумает, подстроит, спутает. Произошедшее настолько потрясло её, что девушка никому не верила. Единственное, чего ей хотелось — спрятаться от всего мира и наконец почувствовать себя защищённой. Только было ли на свете такое место?

Но пришёл день, и после недолгих приготовлений и прохладных прощаний сани уносили их от мрачной, убранной снегом усадьбы, и сжатое тревогой сердце Гнеды постепенно отпускало. Она смотрела назад, и долго ещё трепещущие волосы Дейрдре горели прощальным костром, превращаясь в крошечный рыжий огонёк, а потом и вовсе погаснув в белой дали.

К облегчению Гнеды Фиргалл избрал прямой путь, и им не пришлось снова брести через степь. Большую часть времени девушка лежала, зарывшись в пушистый мех, бездумно глядя на низкое серое небо и проплывавшие над ней деревья, ветки которых были похожи на огромных чёрных птиц. Она не могла надышаться свежим морозным воздухом и, убаюканная мерным скрипом полозьев, засыпала самым здоровым и спокойным сном за все последние месяцы. С каждой убежавшей назад верстой Гнеда чувствовала прилив сил. Только теперь она по-настоящему исцелялась.

Словно зверь, с мясом вырвавшийся из кляпцов, Гнеда оставила в Корнамоне часть себя, но это была нездоровая, отмершая плоть, и как бы ни было больно её обрубить, нынче она ощущала облегчение.

Гнеда не заметила, в какой миг раздался голос Фиргалла. Она и не думала слушать или отвечать, а сид говорил о лесе, через который они ехали, о том, какая лютая в этих краях бывает зима, припоминал о своих странствиях, далёких землях и замёрзших морях, и вдруг девушка обнаружила себя раскрывшей от удивления рот, с замиранием сердца внимающей рассказам о пазорях, двухсаженных белых медведях и нескончаемой северной ночи. Гнеда жадно требовала подробностей, позабыв, что дала себе зарок не говорить с Фиргаллом. Отчего-то ей думалось, что теперь, открыв свою истинную сущность, сид переменится, превратится в чудовище, может даже обрастёт шерстью и клыками, но Фиргалл был совсем такой, как раньше: терпеливо объясняющий то, чего она не понимала, незаметно поправляющий шубу, съехавшую с её ног, безупречный и насмешливый, умный и сдержанный.

И вот она уже сама пересказывает всё, чем жила эти два года, с изумлением отмечая, что немалая часть ему и так известна. Гнеда намеревалась утаить от Фиргалла хотя бы то, что касалось Бьярки, но он задавал кажущиеся безобидными вопросы, уточняя то тут, то там, кивая, умело распутывая клубок её мыслей и чувств, и в конце концов девушка перестала сопротивляться. Впервые она могла свободно поверить кому-то свои переживания, которые слишком долго держала в себе. Фиргалл внимательно слушал, не перебивая, и исповедь снимала с её души тяжёлый камень.