Запретная любовь - Халит Ушаклыгиль (2023)

Наверху Нихаль продолжала играть на фортепиано. Ошеломлённая, будто что-то внезапно упало ей на голову, Бихтер была не в силах думать о смысле события, которое за минуту выкинуло её из казавшегося удобным счастья в страшные мучения и ждала, слушая доносившиеся звуки фортепиано, похожие на шум мира, разрушившегося у неё над головой. Она, как в тумане, говорила себе лишь одно:

— Значит теперь началась ложь!

Она в ту же минуту забыла все подробности этого короткого разговора и не смогла бы вспомнить, даже если бы заставила себя. В её памяти была только ложь, ложь, которая отчётливо читалась в глазах Бехлюля. Затем потихоньку, в вихрях громкой музыки сверху, уносившей обломки разрушенных миров, туман в её голове начал рассеиваться, обнажая воспоминания. За две минуты она одну за другой вспомнила все мучительные подробности этого короткого разговора, услышала лживый голос Бехлюля, одно за другим говоривший все те лживые слова.

Значит, ему было жаль Нихаль и сказать это означало осудить её. Затем рассеявшийся туман обнажил и более далёкие воспоминания, показал все забытые вещи, которым не придавали значения и не считали нужным помнить, слова недавних встреч, пустяки, которые только теперь стали иметь значение. За две минуты молодая женщина почувствовала, что рядом со зданием любви открыла страшный тёмный рот невозможная и невиданная прежде бездна и дохнула ей в лицо холодом. У неё не хватило сил подняться наверх и пройти мимо Нихаль и она бросилась в кабинет мужа.

Когда наверху маленькая Нихаль играла на фортепиано приходившие ей в голову безумные произведения, чтобы с отчаянием задушенного голубя не трепыхаться, не извиваться от страдания, гнева, бессильной ярости поражения, бросив на пол своё бедное, больное тело, дрожавшее от последнего удара страшной блаженной скорби, боль, которая, казалось, вырывала мозг из затылка, с каждой минутой сильнее пронзала когтями голову, вырывала крючками вены.

Вдруг руки ребёнка напряглись, пальцы застыли на клавишах и она с глухим криком застыла, не в силах повернуть голову, как будто в её затылке застрял гвоздь. Тогда она почувствовала, что кто-то подбежал, держал, пока её покачивало, и, немного приобняв, посадил в кресло, где чуть раньше сидел Бехлюль. Обморок продлился всего минуту. Это было похоже на бурю, которая прошла, не успев разразиться. Нихаль очнулась от обморока с улыбавшимися глазами. Тогда она увидела у своих ног Бешира, чьё тонкое темнокожее лицо почти побелело и который сжимал в ладонях её руки, холодные как кусочки льда.

— Бешир, это ты? — спросила она.

Да, это был он. Бешир и сегодня, как верная тень, последовал за ней из сада и ждал на площадке у лестницы, рядом со стеклянной дверью. Он видел, как Бехлюль целовал кончик брови Нихаль. Когда тот ушёл, Бешир тихо ждал, понемногу подходя ближе, чувствуя все страдания Нихаль, у ног которой хотел умереть с неведомой потребностью и безнадёжной преданностью бедного обездоленного существа, ощущая, что его душа тоже раздавлена этими страданиями.

Он смотрел на Нихаль с искрой счастья в глазах. Нихаль хотела улыбкой вселить в него уверенность.

— Маленький обморок! От усталости…

Затем твёрдо добавила повелительным тоном:

— Ты никому не скажешь, понимаешь, Бешин? Я так хочу.

Искру счастья, вспыхнувшую секунду назад в глазах Бешира, вдруг заволокло облаком, облаком слёз, и, не в силах больше прятать свои страдания, он опустил тонкое, чувствительное, похожее на изящную вышитую игрушку лицо на колени Нихаль и заплакал…

Нихаль не мешала ему; она сидела, оперев голову на спинку кресла, в её взгляде было облегчение, словно тепло слёз, падавших ей на колени, утешало её. Наконец, для её невыразимых страданий нашлись слёзы, которые льются открыто и которые не нужно скрывать. Эти слёзы лились из чистой души Бешира, которая неведомо как страдала и мучалась.

16