Запретная любовь - Халит Ушаклыгиль (2023)

Она чувствовала, что эта идея, которая началась как шутка, перестала быть шуткой и в сердце Аднан Бея воспринималась как нечто большее. Эта женщина, соглашавшаяся на измену Бехлюля с кем угодно, чувствовала такие ужасные страдания из-за шутки с женитьбой, что бледнела когда видела, что Бехлюль разговаривал с Нихаль. Однажды ночью она призналась и сказала:

— Эта шутка убивает меня.

Бехлюль со смехом поцеловал её и сказал:

— Вы в своём уме? Женитьба на Нихаль! Это возможно? Вы забывате, что Нихаль — ребёнок. К тому же, эту шутку невозможно запретить!

Это заверение заставляло Бихтер замолчать, но не могло спасти её от страданий. Да, Нихаль была ребёнком, но пятнадцатилетним ребёнком. Да, эту шутку нельзя было запретить, но как можно было помешать осуществлению этой шутки? Она, сцепив руки, корчилась от страданий, когда спрашивала себя об этом.

Бехлюль не всегда мог оставаться равнодушным к этой шутке. Иногда его взгляд падал на Нихаль, он чувствовал, как что-то таяло у него в душе от тонкой поэзии её изящного лица и спрашивал себя:

— Кто знает? Может быть в ней поэзия и любовь, которые я ищу и не могу найти.

Тогда он невольно анализировал свою любовную жизнь, ещё раз проживал все старые воспоминания и, наконец, завязывал эту цепь воспоминаний последним узлом после того, как сплетал блестящие чёрные волосы Бихтер и светлые, похожие на белые, волосы Кетте и рисовал непонятное лицо, образованное из двух лиц. Что будет в конце? Он находил отсутсвие поэзии, сухость и безжизненность в цветах своих воспоминаний. Кто знает, может быть душа любви и поэзия жизни были скрыты в чистой и наивной груди ещё нераспустившегося бутона.

Он не мог управлять собой в отношениях с Нихаль и начинал видеть в ней молодую девушку, ежедневно понемногу утрачивая звание старшего брата. Иногда он ощущал безумное желание взять Нихаль за худенькие плечи, уткнуться лицом в её светлые волнистые волосы и вдохнуть её молодую душу, как смутный аромат нежного цветка. Затем он упрекал себя и старался несколько дней оставаться равнодушным к ней. Тогда он старался, чтобы шутка про женитьбу оставалась для них игрой, которая давала повод для смеха.

***

Однажды, когда Бехлюль рисовал карандашом странную голову на полях газеты, в его комнату вошла Нихаль и, обойдя Бехлюля, который будто не видел её, наконец, остановилась сзади и схватила карандаш через его плечо. Бехлюль неподвижно и безмолвно застыл с карандашом в руке, будто не подозревал о её приходе, а с его плеча свешивалась маленькая рука Нихаль, тонкое запястье которой касалось его губ. Затем его пальцы медленно задвигались по карандашу и схватили пальцы Нихаль. Она отпустила карандаш, не убрав руку. Бехлюль ощутил, как что-то растаяло в его сердце, когда почувствовал в руке её тонкую, мягкую руку, а у края губ её запястье, на котором виднелись синие вены, как будто оно прозрачное. Он поднёс её руку к губам и вдохнул тонкий запах нежного цветка. Нихаль ещё не отдёрнула руку, её грудь немного касалась сзади плеча Бехлюля. Минута опьянения, растворившая души обоих в мимолётных объятиях, прошла. Внезапно Нихаль вздрогнула, пробудилось что-то, дремавшее в ней, она отдёрнула руку, села рядом с Бехлюлем и сказала:

— Господин жених! Объясните мне, почему женятся?

В этом вопросе была такая странная наивность, в её глазах, ожидавших ответа, была такая милая детскость, что Бехлюль избавился от остатков смятения короткого поэтического момента, только что охватившего его, улыбнулся и сказал:

— Потому что!

Бехлюль приложил огромные усилия, чтобы опять вернуться в равнодушное состояние после краткого поражения. Бехлюль, ответивший «Потому что!» на вопрос Нихаль, не был тем Бехлюлем, который минуту назад невольно поднёс её руку к своим губам.

Нихаль, подражая Бехлюлю, сказала: