Запретная любовь - Халит Ушаклыгиль (2023)

Она не могла найти в себе сил ни открыть эту дверь, ни ответить на этот вопрос, ни предстать перед этим мужчиной. Униженная, жалкая и ничтожная, она дрожала и была не в силах убежать, не в силах соврать, не в силах сказать: «Вас обманывают!»… Чёрное дуло маленькой элегантной игрушки у неё в руке изгибалось, желая повернуться к ней и найти её в темноте.

Теперь голос почти умолял через сотрясавшуюся дверь:

— Бихтер! Прошу, откройте. Понимаете? Прошу…

Она сделала шаг в темноте; она сжимала зубы и её лицо как будто разрывалось в нервной улыбке; её дрожащие колени вдруг коснулись низкого стула; перед ней как будто выросла стена, мешавшая идти. Она не сможет открыть!

Она не сможет предстать перед этим мужчиной, а чёрное дуло маленькой, элегантной игрушки у неё в руке всё изгибалось, желая повернуься к ней, найти её в темноте и говорило убедительным голосом: «Да, красивая, молодая, изысканная женщина; только это ты можешь сделать!»

Она выбросит эту коварную вещь, которая хотела её обмануть, и не умрёт; красивая, молодая, изысканная женщина будет жить. Перед трещавшей по швам, уже готовой сломаться дверью, у неё вдруг онемело запястье, как будто какая-то сила согнула, победила её, чёрное дуло, наконец, изогнулось и с коварством змеи нашло в темноте ноющую точку раны на сердце.

***

Нихаль проболела в своей комнате всего три дня, однако её выздоровление длилось уже три месяца.

Врачи сказали её отцу:

— Здесь не оставайтесь, пусть Ваша дочь совершает долгие прогулки на острове, где много солнца и густые сосны! — и уже три месяца по утрам и вечерам отца и дочь встречали на острове в конной бричке их пожилой тёти.

Казалось, что один из них постарел, а другая стала ещё большим ребёнком; они мало разговаривали, сидели в бричке, прижавшись друг к другу, бродили под руку среди сосен и напоминали больных, которые нашли исцеление друг в друге.

Отец и дочь не сказали ни единого слова о Бехлюле или Бихтер. Они избегали злополучного воспоминания, словно совершенно забыли о прошлых годах и иногда мечтали о будущем.

Аднан Бей написал длинное письмо пожилой гувернантке и получил от неё короткий ответ: мадемуазель Де Куртон приедет в начале зимы. Шакире Ханым с мужем выдали Джемиле замуж и собирались провести последние годы жизни в особняке, оставив двух голубков в своём доме. Бюлент не будет ночевать в школе. В саду снова будет беготня, а среди ярких сервизов на маленькой кухне будут готовить десерты по рецептам из книг. Жизнь для них снова станет вечным праздником, ведь отец воссоединился с дочерью, а дочь с отцом.

Не хватало только Бешира.

— Бедный Бешир! — говорила Нихаль, затем добавляла, не желая думать об этом трагическом воспоминании:

— Да, отец? Мы будем смеяться, как прежде…

Пытаясь вспомнить те счастливые времена, она со смехом, похожим на мучительное рыдание, обнимала отца за шею, вытягивала губы и целовала безволосую точку у него под подбородком.

***

Вечером в конце августа отец и дочь снова отправились на прогулку и уже собирались возвращаться. Вдруг Нихаль забрала вожжи из рук отца и сказала:

— Отец, прошу, ещё немного! — затем указала отцу на луну, сиявшую как туская белая страница, и добавила:

— Смотрите, для нас вешают фонарь.

Она говорила с улыбкой, затем улыбка стала выражать скорбное разочарование. Она слегка наклонила голову и её томный взгляд погрузился в темневшую дорогу, будто следуя за призраками воспоминаний. Вот они после помолвки, на прогулке в бричке, запряжённой лошадью, счастливые, сердца полны любви, мчатся в свете фонаря, который повесили у них над головами для тех, кто любит друг друга.

Нихаль, провела хлыстом по брюху лошади и хотела догнать смутную счастливую мечту, поймать то, что ускользало от неё. Затем она вдруг вздрогнула, остановилась, словно поддавшись отчаянию, и спросила:

— Прогуляемся немного здесь?