— Валентин Павлович, вы уж простите нас, да только Нинка тут такие истории рассказывает про вас, что все думают, что вы с ней… ну… близки, что ли.

— И давно я являюсь героем не своего романа?

— Давненько, — ответила женщина и прямо глянула ему в глаза. — Хотя, с другой стороны, вы человек молодой, ни жены, ни детей…

— Довольно, — обрезал Кучеров медсестру, но тут же более мягко заметил: — Если я не распространяюсь о своей личной жизни, это не значит, что у меня её нет, понятно? И к Самсоновой это не имеет никакого отношения. И запомните, сплетни заканчиваются тогда, когда они доходят до мудрого человека. Такого — увы! — видимо в нашем коллективе не нашлось. Где мне её найти? Пара вопросов появилась, знаете ли.

— В сестринской, перерыв на чай у неё.

Кучеров развернулся и покинул светлый кабинет, услыхав напоследок тихий голос медсестры:

— Вот дура, и без мужика осталась, и с работы может вылететь, если разозлит его сейчас.

Валентин усмехнулся — увольнять он никого не собирался, не начальник, а вот указать место не мешало бы. Порой люди забывают о субординации и ведут себя слишком нагло. В такие моменты важно выстраивать личные границы, иначе быдло сядет вам на уши и будет манипулировать, а вы этого даже не заметите. Он постучал в дверь и вошёл в комнату отдыха медсестёр.

— Ах, Валентин Павлович! — Самсонова даже не попыталась встать, наоборот, откинулась на спинку кресла и игриво прошептала: — Вы меня искали?

— Да, искал, чтобы задать вам вопрос — когда звонила моя жена? И почему я об этом не знаю?

Самсонова выпрямилась, захлопала густо накрашенными ресницами и задавленно прошептала:

— Какая жена? Я не знаю ни о каком звонке! А потом, у вас же нет никого, я узнавала.

— Значит так, запомните раз и навсегда: если не совать нос в чужие дела, то можно переделать кучу своих. А теперь быстро и внятно, когда звонила Валюша и что она сказала?

— А она не сказала, что она ваша жена, — с победной улыбкой ответила Нина и подняла брови. — Она представилась просто знакомой.

— Значит, всё-таки звонила. — Кучеров закрыл глаза и покачал головой — если Валюша решилась на звонок, тем более ночью, значит, всё было совсем плохо. И столько времени прошло, считай потеряно! Он из разговоров с Димычем знал, что они с Людочкой закончили учёбу, сдали экзамены и готовились к интернатуре. Господи, болван, какой болван! С головой ушёл в работу, в науку, порой забывая о еде и сне, но всегда помнил о любимой женщине. Помог деньгами, когда родилась Надюшка, помогал лекарствами, когда заболел её отец, но никогда не приезжал, не звонил, чтобы не смутить или дать понять, что он что-то требует в ответ. И Валя никогда не просила ни о чём, только плакала, они с Алёшей всё узнавали от Воеводиных. А вот когда Валюша позвонила лично, он ответить не смог.

— Валентин Павлович, откуда же я знала, что эта просто знакомая…

— Бывает, разговариваешь с человеком, а у него взгляд такой, будто свет горит, — тихо ответил Кучеров. Затем посмотрел на часы, что-то оценивая и высчитывая, и добавил: — А ума нет.

Самсонова вдруг резко встала и подошла к Валентину так близко, что почти касалась грудью его халата, и тихо выдохнула:

— Что вы все находите в бабах такого, чего нет у меня, а? Почему какая-то знакомая вдруг оказывается женой, а я…

— Потому что вы не она, — ответил Валентин и усмехнулся. Опять Нина, опять сравнение, опять не та женщина.

— Разумеется, я не собираюсь быть похожей на каких-то там…

— Вам лучше замолчать. И что до каких-то там… Лично я делю женщин на две категории: кошки и курицы. Кошки редко дружат с другими кошками, а если уж дружат, то навсегда и с немногими. А курицы же всегда легко и весело собираются в курятник и счастливы в нём. При этом всякая курица думает про себя, что она лебедь. Моя жена — это кошка. Думаю уточнять, кого я могу отнести к курицам, не надо, не так ли?

— Вы жестокий человек.