Тремор - Каролина Эванс

Забыть человека. Первое, что скажут вам психологи — это выбросить все вещи, которые принадлежали ему. Чтобы ничего не мазолило глаза, не возвращало вас в прошлое. Это действенно. Берешь, сжигаешь фотографии, выкидываешь подарки, потом все, что покупалось с ним. Затем то, что ассоциируется с его образом. То, что нравилось ему, то, что вы обсуждали, а потом смеялись над какой-то понятной лишь вам шуткой. Вероятно, вы остались стоять в пустой комнате. Еще более пустой, чем ваше сердце.

Кирилл стоял точно так же в своем пейнтхаусе ночью. Из вещей в нем осталось только очень дорогое, никому не нужное барахло. Оно смотрело на него со стеллажей, подставок, стен, а в центре нескончаемой гостиной лежал пакет. Там вязаный лис — подарок Тани, их полароиды, бумажные письма, что она любила отправлять ему по почте. Там было много всего.

Кирилл хотел было еще раз взглянуть на все это. Занес руку, развязал пакет и остановился. Нет. Тогда он точно не сможет выбросить его.

Дорогу заливал лунный свет. По ней изредка скользили фары. Вокруг тихо, и ничто — ни посторонний звук, ни взгляд прохожих не мог отвлечь его от своих мыслей. Глаза впиваются в асфальт мертвой хваткой. Челюсть сведена до зубной боли, но это не помогает ему. Кирилл все так же говорит себе: «это пройдет». А сам не верит в это.

Последний взгляд, рука сжимается еще сильнее. Надо утереть слезы. Внутри все дрожит, все сливается перед глазами. Воспоминания как призраки обрели власть над ним. Поля шафрана и шлейф легкого платья, горячие слова и обжигающие до плоти чувства. «Я всегда буду рядом», — говорил он ей, и, не подозревая тогда, что это она, она может уйти от него.

Все кончено.

Его руки свободны, и весь путь до дома Кирилл оглядывается, порываясь вернуться обратно. Чтобы сдержать себя, он перебирает в голове все варианты, все возможные сценарии жизни. Что, что когда-то сможет зажечь его? Феррари, новый самолет, его имя в Зале Славы? Как бессмысленно…

Дома пустота. Все идеально, дорого, чисто. Даже слишком. Лишь его награды все так же искрятся на полке.

Зайдя в комнату, Кирилл застыл. Взгляд уходил сквозь их блеск, сквозь все года, что он шел к ним. Они стоят, никем не тронутые, не видящие ничего, кроме редких лучей солнца из окон. Лишь горничная натирает их каждый день, чтобы те еще сильнее слепили его утром.

Когда он смотрел на них, вопрос «Куда идти?» сильнее обычного начинал сверлить мозг. Опять вереницы вариантов складывались в голове, и опять ни одна из них ничего не обещала ему.

Кирилл в изнеможении припал к стенке. Ему так нужен был знак. Какой-то ответ или хотя бы намек, что делать дальше. Закрыв глаза, он ушел куда-то глубоко в себя. Кажется, вся его суть слилась с вечностью.

Что-то упало в шкафу. Наверняка, с вешалки свалилась его куртка или еще какая-нибудь дребедень. Открыв дверцы, он закатил глаза. Так и вышло. И зачем ноги сами повели его к нему? Держаться на них не было никаких сил.

На полу оказалось очень уютно. Кирилл лег на него и стал разглядывать низ шкафа. Пыль под ним блестела в тусклом свете, и он тупо смотрел на нее, иногда рассекая кончиками пальцев.

Что-то мелькнуло в углу. Луч выделил из тьмы черную глянцевую поверхность. Нахмурившись, Кирилл потянулся к ней. Приятный холодок обдал ему руку.

* * *

Сначала он порывался ее выкинуть. Вернуться на ту дорогу и шагать по ней столько, сколько потребуется, чтобы… Чтобы что?

Это последняя ниточка, связывающая его с Таней. Последняя вещь, от которой веет теплом, хоть и смешанным с колкой удушающей болью. И он сохранит ее. Потому что в тот момент Кирилл понял, что больше у него ничего нет. Что больше ничего не волнует его опустевшую выжженную душу.