Княжна - Кристина Дубравина

Рубашка, какую Пчёла помять не хотел, висела, прямо как утром, на спине стула. Кобура пистолета уже знакомо легла на кофейный столик в гостиной Анны. Сам Витя стоял возле излюбленного окна, с которого открывался вид на никогда не спящую, но дремлющую в тот час Москву, и ел разогретый на сухой сковороде пирожок с малиной.

В мышцах чувствовалась приятная усталость. На лице ощущались, будто тлея, следы от поцелуев, а на языке был сладкий привкус ягод. Пчёла о чём-то незначительном в тот миг думал. Вроде, рассуждал, по каким дорогам завтра добраться быстрее до «Курс-Инвеста» будет. Потом вспоминал о сегодняшних перешептываниях Люды и Космоса; секретарша была белее полотна, за локоть Холмогорова держалась, когда Пчёлкин вышел из кабинета Белова, а Кос ей что-то тараторил успокаивающее.

Неужто космическое чудовище решило окучить девчонку, что на побегушках у Лапшина бегала?.. Вот так тандем!

Хотя, кто бы говорил.

Сзади раздались шаги; босые ступни Анны с полом соприкасались глухо, но в тишине прозвучали так, что Пчёлу выдернули из мыслей, по тягучести напоминающие зыбучие пески.

Девушка размазывала по рукам крем с какими-то маслами, когда подошла к окну. Она спиной прижалась к стене, чтобы лицо Витино видеть, и чуть помолчала. Слова были не к месту, но по итогу Анна, дав тишине не больше десяти секунд, подбородком указала на пирожок в руке у Пчёлы.

— Что скажешь?

— Вкусно, — мужчина кивнул так, словно знатоком особым в выпечке был. Анна кивнула понимающе, едва сдерживаясь, чтобы не отпустить шутку какую-нибудь острую, и отвернулась в сторону стойки с растением. За окном шумела тихо автомагистраль, когда Пчёлкин перевел дыхание; как спокойно и хорошо!..

Не хотелось уезжать. Совсем.

Он снова вздохнул глубоко — как, наверно, только горькие затяжки делал — и на спокойный профиль Анны посмотрел. Девушка уже косметику смыла, волосы перед сном расчесала, и перед ним в халате спальном стояла.

Ощущение какой-то «бытовухи» не напрягало Князеву, и эта её простота к их полуобнаженности, к неспешности Вити, так Пчёлу привлекала…

Он решил рискнуть. Прозрачно намекнул:

— За завтраком отлично пойдут!

Анна усмехнулась; за смешком её диафрагма сжалась в напряжении, как обычно бывало при пневмонии. Девушка по рукам растирала крем, и без того хорошо впитавшийся в кожу, когда в горле точно образовался узел; намекал Витя на обычную ночевку, или думал в два-три часа к ней постучаться с целью другой?..

Князева вдруг со смесью удивления и смирения поняла, что мысли не напугали. Они… казались нереальными, но никак не отталкивающими.

Так ощущались фантазии о том, что навряд ли сбыться могло. А если бы и сбылось, то нескоро.

Девушка дала ответ, ощущая, как с каждым словом подъязычная уздечка становилась сухой, как пустынный песок:

— Ясное дело, тебе ехать никуда уже не захочется. Как и у себя дома завтракать?

— Княжна, я даже уже разделся, — подмигнул ей Витя так, что у Анны щеки загорелись. Как, дьявол, по щелчку пальца, горячим стало лицо, словно к нему опасно близко поднесли огонь.

Только бы не покраснели!.. По крайней мере, чтоб не совсем сильно.

— Это, как я понимаю, честь?

Она постаралась спросить остро, чтобы совсем стеснительной не показаться, — хотя, сложно, наверно, при взгляде на ситуацию со стороны Анну, губы и шею Вите кусающую, «стеснительной» назвать, — и скосила взгляд на тело Пчёлкина. Оно привлекало не меньше самого Вити; особенно Анне нравился мягко выраженный пресс и россыпь родинок в районе левых рёбер.

Князева бы, наверно, если бы пьяна была, то провела пальцами по коже Вити.

Анна посмотрела на Пчёлу и, поняв, что ответа не дождётся, рискнула позволить себе последнюю в ту ночь дерзость:

— Ещё немного, Пчёлкин, и мне покажется, что я тебе приглянулась.