Княжна - Кристина Дубравина

И только часть какая-то её, раззадоренная побегом по Москве, поцелуем в подъезде и спокойствием Пчёлкина, что в его голосе прямо-таки кожей ощущалось, вдруг встрепенулась особенно.

Встрепенулась… в мыслях, ей обычно не характерных, сопровождаемых фантазиями о поцелуях, бегущих ниже, за ткани одежды, и пробегающим вслед за ними дорожке жара.

Анна поняла, о чём думала, только когда взглянула на Пчёлу, идущего чуть впереди от неё, на широкие плечи мужчины, и сама не заметила, как зарделась — ни то в удивлении собственным мечтам, или от реакции тела. Она постаралась мысли эти откинуть — ведь, правда, это не то, что так важно, — только вот думы не пропадали, а, напротив, противясь попыткам Князевой, только чётче явились.

Девушка глаза чуть прикрыла, как от усталости, и под веками заходили, подобно кадрам из эротического фильма, какие только отрывками видела, картины сброшенной одежды и привлекательного тела, склонившегося над нею.

Тела с мягко выраженным прессом, широкими плечами и россыпью родинок возле рёбер.

Девушка крепче сжала руку Вити, словно в боязни, что от этих фантазий у Ани ноги могли подогнуться.

— Может, на лифте?

Пчёлкин усмехнулся, поднял взгляд наверх, в пролёт между перилами, и спросил хитро:

— Тебе всего двадцать, Анюта, а ты уже не можешь на десятый подняться? — и раньше, чем Анна нашлась, что ему ответить в возмущении, поцокал языком, покачал чуть головой: — Такими темпами и до артрита недалеко!

— Далеко, вот поверь! — фыркнула девушка. Щёки почувствовались жаром ни то от несерьёзного оскорбления, ни то от недавних дум. Она поднялась на ещё одну ступень, а потом остановилась и руку напрягла, Витю к себе разворачивая.

— Был бы у меня хотя бы малейший риск артрита, я бы до Остоженки с самого центра за десять минут не добежала. И, к слову, я ещё на каблуках неслась, в отличии от некоторых ми-сиров в ботинках!..

— Резонно, — кивнул мужчина и усмехнулся. Он спустился на две ступеньки, прямо перед Аней оказываясь, и сверху-вниз на неё посмотрел, о чём-то рассуждая.

Пчёлкин спросил совершенно серьёзно:

— Ноги болят?

— Немного, — призналась девушка и чуть скривилась, разминая затёкшие пальцы стоп. Витя это заметил.

Заметил, а через несколько секунд он её под ягодицами подхватил так, чтобы Анна со спёртым дыханием ахнула тихо, руками обняла за плечи, чтобы не упасть случайно. Пальцы Вити крепко держали, — так же сильно, как, наверно, могли бы держать в постели, — и девушка шикнула:

— Ты что делаешь?!

— На руках несу, — сказал Пчёла так, что дыхание его почти не изменилось, несмотря на не самую развитую дыхалку. Он сделал шаг, себя похвалил за сдержанность, какой, наверно, японские самураи добивались долгими годами.

Её бёдра пиздецки хорошо подходили к его рукам.

— Поставь меня! — прошептала Анна и упёрлась ладонями в плечи Вити, максимально прямо корпус держа. Чуть ли не впервые выше мужчины своего оказалась. Пчёлкин спустился на две ступеньки ещё, а потом на девушку посмотрел и сказал:

— Княжна, лучше тебе не загораживать мне вид. Не хочется тебя калечить, — и прежде, чем у Ани от этого простого признания дрогнули ресницы, добавил, чуть крепче сжимая руки у неё под бёдрами.

— И не тянись так сильно вверх, ещё о косяк ударишься.

— Поставь меня.

Он только прицокнул языком и подошёл к лифту, заворачивая от лестницы налево. Нажал кнопку, в ожидании пригрозил голосом шуточно-серьёзным:

— Если ругаться будешь, то я тебя не на руки возьму, а на плечо себе закину.

И прихлопнул по ягодице вдруг так, что у Анны слова все застряли в горле кашлем, который можно было принять за возмущение. Она на секунду обрадовалась, что так высоко над Витей забралась, что могла у самого потолка рассмотреть комок нераспределенной побелки, а не в глаза Пчёлкину посмотреть.