Княжна - Кристина Дубравина

Так ощущалось совместное зализывание ран, так ощущалась безмолвная поддержка, которая в касаниях находила бо́льшую правдоподобность, чем в словах.

Аня положила голову на подголовник, посмотрела на Пчёлу возле себя. Они проехали мимо очередного фонаря, отбрасывающего на лицо мужчины тёплые тени, и девушка вдруг поняла, как легко ей думалось, сидя справа от Вити и чувствуя его руку своей.

Уже и нереальным казалось, что какие-то десять минут назад она уходила из клуба на Ильинке, опираясь на эту самую руку и душа всхлипы в складках его рубашки.

Витя продолжал вести автомобиль, каждые четыре минуты нажимая на кнопку, возвращающую предыдущую композицию. «Enjoy the Silence» играло снова и снова, пока Князева, так и рассматривающая профиль Пчёлы вплоть до чувства, что душило приятно, не задремала.

Приехали. На Воробьёвых горах, на которых они всей бригадой кутили по возвращении Белого с армии, было пусто и тихо, что радовало безбожно. Пчёла припарковался примерно там же, где парковался в восемьдесят девятом году Космос на своей чудо-тачке, — даже такую мелочь Витя помнил более чем хорошо, — и обернулся на Анюту.

Девушка спала, но сном некрепким. Её веки дрожали от картин, что мерещились в полудрёме, и рука под пальцами Пчёлы иногда дёргалась, крепче сжимая неподвижный рычаг передач.

Витя на неё взглянул коротко. Анна цепляла взор, даже когда спала, даже когда под глазами залегали тени от туши и тяжёлого дня двадцать первого рождения.

Нижние рёбра, крепящиеся к грудине, будто кто-то сжал в попытке сузить, скелет деформировать.

Пчёла вздохнул. Выдохнул. Чуть скатился по спинке своего кресла, не переставая смотреть на Анютку-Незабудку.

В голове было столько мыслей сразу, что от их количества рассуждения стали какими-то безликими. Пустыми. Потому, что уже много раз всё обдумал. И уже злость, грусть, не были такими явными. Они блекли на фоне мыслей о собственной ошибке, за которую по бо́льшей части поплатился не он, а Аня.

Какая же она…

Витя посмотрел, как девушка дёрнула в полусне бровями, и покосился на магнитолу, по которой пел «Depeche Mode». Возможно, сквозь дрёму этот звук пугал.

Пчёла не хотел её будить, хотя и явно на Воробьёвы вёз не для того, чтобы Князева сопела на переднем сидении автомобиля. Чуть подумал, потянулся к колесику, которое регулировало громкость играющих песен, и сильно убавил звук.

Анна, на удивление, именно от тишины и проснулась. Она пару раз моргнула, оглядываясь по сторонам. Пчёла усмехнулся, протёр собственный глаз; пока он ещё с родителями жил, отец часто засыпал в кресле за просмотром хоккейного матча. Витя помнил, что мама зачастую выключала телевизор, когда заканчивался третий период, и до исхода игры оставались какие-то минуты, и именно в те моменты батя просыпался, басисто-сонным голосом утверждал, что «вообще-то, смотрел!»…

Взгляд Ани в тот момент точь-в-точь, как у папы был.

Князева размяла шею свободной рукой, не избавляясь от ладони, которую Пчёла держал на рычаге передач, и оглянулась по сторонам. Воробьёвы горы она не любила особо никогда, редко бывала возле главного здания Московского Государственного, но склон узнала.

Девушка обернулась на Виктора, улыбнулась осторожно.

— Приехали?

— Да. Выйдем? — спросил Пчёла и свободной рукой похлопал себя по карманам. Наверняка, подумала Аня, курить хотел.

Только вот Витя за прошедшие часы столько выкурил, что горчило у корня языка. А по карманам стучал, чтоб найти припрятанную бархатную коробочку, о содержимом которой Пчёла не говорил даже самому дьяволу.

Девушка кивнула, отвечая ему на вопрос. Посмотрела на себя в зеркальце авто, словно переживала, что потёкшая тушь или размазанная помада могла Витю оттолкнуть. Коротко поправив след от остатка тонкой линии стрелочки, выведенной с уголка глаза, она вышла раньше Пчёлкина.