Непогода - Диана Ставрогина

– Вера… – Хриплый, приглушенный шепот раз за разом прокатывается по мне волнами мурашек и забирается в сердце, опутывает то изнутри свежими нитями, слишком тонкими и упругими, впивающимися в нежную плоть до крови, а я даже не сопротивляюсь, растеряв прежнюю решимость и всякую волю. – Я скучал… – Я вздрагиваю от почти не различимых среди громких рванных вздохов двух коротких слов и выгибаюсь под напором грубых толчков, завершающих эту ночь.

Веки тяжелеют. Тело, напротив, становится невесомым облаком, согретым теплом объятий Антона, как небо закатным солнцем. Не отрываясь друг от друга, мы наконец падаем в глубину сна.

Мой совсем не долгий покой развеивается под прикосновением шероховатых пальцев к щеке. Впервые меня будят подобным образом, и оттого только тяжелее открыть глаза и в реальности встретиться с последствиями минувшей ночи.

Воспоминания мигом наполняют сознание – никакой мнимой амнезии или растерянности. Похоже, мой мозг и в процессе сна взволнованно анализировал случившееся, и только и ждал, когда я вернусь из грез в действительность.

– Привет, – выдыхаю я и, надеясь скорее прекратить пытку неизвестностью, открываю глаза.

Антон лежит на боку, подперев голову левой рукой, а правой продолжает гладить меня по щеке. Впрочем, недолго: стоит нам встретиться взглядами, как он замирает в неподвижности и ожидании.

– Доброе утро. – В его голосе открыто угадывается беспокойство, несмотря на появившуюся на губах улыбку. – Выспалась?

Я отворачиваюсь. Закопошившись в одеяле, неловко подтягиваюсь к подлокотнику дивана и сажусь, все еще избегая смотреть на Антона. Я не знаю, что ему сказать.

В затянувшейся тишине напряжение нависает надо мной каменной глыбой, но я не могу выдавить из себя ни звука. Мне вдруг совершенно инфантильно хочется разрыдаться или, схватившись за волосы, свернуться в позу эмбриона и провалиться в мутное забытье, где не придется обсуждать прошлую ночь и держать лицо, на корню задавливая разрастающуюся внутри боль отчаяния.

Сейчас я жалею о том, что уступила чувствам, позволила им взять над собой верх.

Дура. Как есть дура.

Слабовольная и по уши влюбленная.

Едва привыкнув к повседневности без Антона, кое-как примирившись с расставанием, сама же разрушила выстроенный фундамент новой жизни и, ослепленная чувствами, ухнула в котлован на арматурные прутья.

Вчера я ни на миг не задумалась о том, как во второй раз буду вырывать себе сердце, а теперь…

– Вера?.. – Антон осторожно касается до моего плеча, и я вздрагиваю, но не поворачиваю в его сторону головы.

Не смотреть. Не вспоминать. Не чувствовать.

– Не надо, – говорю я холодно и крепко, до впивающихся в кожу ногтей, сжимаю скрытые одеялом ладони в кулаки. – Просто… не надо.

– Охренено, – выплевывает Антон сквозь стиснутые зубы. – У тебя раздвоение личности или что? – За моей спиной раздается шорох простыней, но я не оборачиваюсь: не хотелось бы в столь напряженный момент смотреть на обнаженного мужа. – Так и будешь молчать и делать вид, что меня здесь нет? – спрашивает он со злостью, вибрирующей и в его голосе, и в гуле тяжелых шагов, и в прерывистом звяканье пряжки ремня.

Зажмурившись на секунду, я глубоко вздыхаю и тихо отвечаю:

– Нет. Просто это все… неправильно. И вообще зря.

– «Неправильно»? – повторяет за мной Антон, не скрывая язвительного недовольства. – Я твой муж.

– Мы разводимся. – Возражение получается несмелым и тихим, почти извинительным замечанием, о котором и сказать неловко. – Сегодняшняя ночь ничего не меняет. Ничего, – произношу я уже увереннее и наконец, набравшись смелости, оборачиваюсь к Антону.

Как мне и думалось, за прошедшую пару минут он, к моему счастью, успел надеть брюки и даже накинуть рубашку, из-под раскрытых полов которой отлично просматривается обнаженный торс с несколькими красными отметинами на коже. Щеки загораются сразу, едва я замечаю дело рук… то есть губ своих.