Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

Тунь слушал вполуха. В одном из новых охранников он узнал своего бывшего солдата – когда-то, в самом начале повстанческого движения, он его обучал и тренировал. Мальчик успел вырасти в юношу, но лицо осталось почти прежним. Тунь не мог сказать, узнал ли его мальчишка в теперешнем виде, однако из груди рвалась исступленная надежда. Сохон приподнял скованные руки и скрестил на груди, глядя на свернувшуюся петлей металлическую цепь.

– Если я дойду до такого состояния – не жизнь и не смерть, я прошу тебя… – он замолчал и с трудом сглотнул. – Прошу тебя проявить милосердие. Сделать для меня то, на что у самого меня не хватит сил.

Тунь, словно очнувшись, уставился на Сохона:

– Ты это о чем?

– Я хочу жить. Несмотря ни на что, я хочу жить… Однако скоро наступит момент…

– Но… как? – перебил Тунь.

Сохон кивнул на его запястья:

– Цепью кандалов. Оберни вокруг горла и избавь меня от страданий.

Он говорил так ровно, что Тунь пришел в ужас.

– А я сделаю то же самое для тебя… Я хочу договориться, пока мы в здравом рассудке и вообще способны думать. Тому, кто первым дойдет до такого состояния, поможет другой. Можешь мне это обещать?

Тунь не смог принудить себя открыть рот.

– Знаешь, несколько месяцев назад, когда один из членов деревенского правления, руководитель ансамбля, предупредил меня о возможном аресте, я начал собирать инструменты, чтобы их закопать, как в курганах хоронят разные ценные вещи, которые пригодятся мертвецу в загробном мире. Только в моем случае инструментам предстояло меня опередить – такие вот предварительные похороны… В душе тлела надежда, что это ошибка, но если это окажется правдой, думал я, имеет смысл подготовиться к переходу в мир иной. У меня уже был садив, редкий, старинный, подарок деревенского старейшины в Кампонгтхоме. Для деревенского ансамбля я изготовил несколько гобоев, а самый любимый, сралай, оставил себе. Оставшееся время я делал инструменты для живых и для мертвых, объединив два несопоставимых ансамбля в один, уникальный, для себя. Знаю, знаю, святотатство, но ведь я еще не умер, еще оставалась надежда. Я едва успел закончить сампо, когда за мной пришли.

Несмотря на смятение, Тунь слушал слова Сохона со странным удовлетворением, будто они совпадали с его собственными тайными желаниями. Он спросил с неожиданным для себя любопытством:

– Ты их закопал?

Сохон покачал головой:

– Времени не хватило. – Он задумался, что-то припоминая: – Музыка… или революция. Перед нами лежали две дороги, друг мой. Мы совершили чудовищную ошибку, но выбор есть всегда. Даже сейчас, даже здесь…

Тунь впервые повернулся к Сохону:

– А что будет с тем, кто останется? Если ты дойдешь до такого состояния, я выполню твою просьбу, но кто окажет такое милосердие мне? Кто спасет меня от мук?

– На это у меня нет ответа… Однако, если выйдет по-другому, мне, которому выпадет забрать твою жизнь, грозят потом такие пытки, что только боль останется жива. И тогда я надеюсь, что моей последней мыслью станет – хоть раз в жизни я сделал правильный выбор, прекратил страдания друга. Слабое утешение, но в этих стенах я не могу просить о большем.

Тунь кивнул и после короткого молчания сказал:

– Я понимаю.

Настала ночь, легкая и трепещущая, как мотылек. Старый Музыкант с трудом поднялся на ноги, едва различая силуэты вокруг. Он искал мотодап, чтобы доехать до Ват Нагары и укрыться в темноте своей хижины. Воспоминания волочились за ним, как цепи.