Сегодня, в последний день в Сиемреапе, Нарунн твердо решил прокатить Тиру и Ла через затопленный лес, за которым начиналось озеро Тонлесап. Предыдущие попытки успехом не увенчались – путешественники отвлекались на разные диковинки, или поездка затягивалась бесконечными приветствиями и встречами со старыми друзьями, которые горели желанием возобновить знакомство. Однако сегодня они выехали пораньше, чтобы без задержки доплыть до озера и повернуть назад до жары. Ла, съехав со скамейки на дно челна, наслаждалась близостью воды. Свесив ручонку за борт, она гладила пальчиками поверхность реки, создавая бороздки, подражавшие следу весел. Нарунн засвистел, приветствуя рыбаков, расставлявших сети и ловушки в мангровых рощах. Узнав свист, подражающий крику птицы, они засвистели в ответ, и многоголосый свист долго отдавался эхом среди затопленных деревьев.

Узкий извилистый проток петлял между островками водяного гиацинта. Слева крытая тростником хижина мягко покачивалась на ветру в окружении плотов, на которых сохли на солнце разложенные пряности, а среди этого буйства красок стояли в ряд трое голых детишек, от самого высокого до самого маленького, и живая толстая змея лежала у них на плечах, как тягучий шарф или общее одеяло, изгибаясь и скручиваясь напряженными кольцами. Рядом, на плоту с ведрами, тазами и разбросанными брусками мыла, мамаша оттирала их крошечного брата, окуная его прямо в реку. Остальная троица, совсем еще сонная, ожидала своей очереди. Дети обменялись долгим взглядом с Ла. Справа, на чистой воде, мужчина балансировал на бамбуковом коракле[20], пробивая воду копьем.

Они плыли дальше. Вокруг уже не было видно людей, и Тира, убаюканная ритмом весел, разламывающих водную гладь, унеслась мыслями к тишине другой извилистой тропы, которой они шли несколько дней назад. Тропинка под гигантскими фиговыми деревьями с обвитыми корнями стволами вела от развалин последнего из древних ангкорских храмов, которые они осмотрели. Все трое устали и мечтали о короткой передышке, чтобы потом поймать тук-тук и вернуться в отель, как вдруг на полдороге Тира услышала протяжные звуки какого-то рожка, едва слышно доносившиеся из обступившего тропинку леса. Она резко остановилась и огляделась, но, кроме Нарунна и Ла, обогнавших ее на несколько шагов, вокруг не было ни души. Она прислушивалась, но теперь слух уловил только шелест листьев. Должно быть, показалось. Тира плохо спала накануне, проснувшись в темноте от детского плача, и не сразу поняла, что плачет не Ла, а она сама. После этого девушка лежала без сна, уткнувшись в подушку, пока ночная тьма не сменилась рассветом.

От усталости уже мерещится, подумала она, неподвижно стоя на тропинке.

– Что случилось? – спросил, возвращаясь, Нарунн. Ла сидела у него на плечах.

– Мне показалось, я слышу музыку…

Дрожь пробежала по спине Тиры, когда она услышала долетевший эхом ответ из густого древнего леса:

– Здесь может быть только музыка призраков.

У Тиры подкосились ноги. Нарунн опустил Ла на землю, снял с шеи крому и расстелил под кронами гигантских фиг.

Инструмент зазвучал снова, на этот раз громче, – заунывные звуки кокосового тро, который ни с чем не спутаешь. Один за другим вступали другие – бамбуковая флейта или гобой, барабан, цитра, ксилофон, цимбалы и колокольчики, пока в лесу не зазвучал целый оркестр. Нарунн и Тира сидели вплотную, сблизив головы, а Ла улеглась перед ними, положив головку на колено Нарунна. Мелодия переливалась, затем расцвела, низверглась каскадом и постепенно стихла, будто испаряясь. Осталось только эхо барабана, точно шаги невидимого лесного стража, наслаждающегося дневной прогулкой и ослепительными солнечными лучами, проглядывающими сквозь листву.