Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

– Как-поживаете-прекрасно-спасыбо-сэр!

Мальчишки, прикрыв рты руками, были явно в восторге от экспериментов с незнакомкой.

– Я-прекрасно-спасыбо-сэр! – повторил первый, и оба снова захихикали.

Повсюду в Камбодже Тира видела эту готовность посмеяться и легкость общения. Когда она должным образом поздоровалась с юными монахами, те проворно нырнули за свои рясы. Остались видны только силуэты на подсвеченном солнцем шафрановом занавесе, точно две марионетки в теневом театре.

– Кхмерская американка! – звонким шепотом переговаривались они. – Кхмерка, но из Америки!

Она слышала это с самого приезда, будто кто-то передавал прозвище по невидимому радио: своя, но не совсем. Тира и представить не могла, что на родине, среди соплеменников, ее будут принимать за чужачку. Это было неприятно…

Ноги будто сами привели ее к «коттеджу». Сердце застучало сильнее: Тира будто снова стала малышкой, крутившейся возле папиного музыкального кабинета, стараясь расслышать, репетирует он за закрытой дверью или нет. Как она туда попала и как оказалась здесь? Тиру поражала способность времени и пространства сминаться, складываться, объединять миры и людей, и не успела она придумать, как объявить о своем появлении – громко поздороваться или постучать по дверному косяку (двери у «коттеджа» не было), джутовый полог отодвинулся.

Он стоял перед ней, искореженный, изувеченный. Глаз закрыт повязкой, шрам через все лицо. Контур ручейка, прочерченного слезой. «Я не знаю, как и почему любовь выбирает людей и почему я вижу бесконечность в твоих глазах…» Тира задохнулась, вдруг вспомнив продолжение отцовского стиха: «Я мечтаю об альтернативной судьбе, о параллельном мире для тебя и меня… где рождение – не миг, а бесконечность…»

Обретя голос, она выговорила:

– Я… – Большая соломенная шляпа, прижатая к груди, задрожала. – Я…

– Сутира, – пробормотал он. – Да, я знаю.

Ему некуда было предложить ей присесть – в хижине не было другой мебели, кроме бамбукового топчана. А даже если бы и была, даже если бы он мог позволить себе мебель и доставку, куда бы он ее дел? Допустим, в хижине хватит места для бамбукового стула и складного стола, которые продаются на каждом углу, но один стул, насколько помнилось Старому Музыканту со времен его жизни среди городских бездомных, стоит минимум десять американских долларов, больше, чем было у него в кармане уже много лет. Он мало как мог подготовиться к ее визиту. Он едва смог собраться сам, вернув на место свое сердце после того, как почтенный Конг Оул поделился с ним новостью.

– Я только что говорил по телефону! – взволнованно говорил старый монах, позабыв обычную благочестивую безмятежность. – Боги даровали вам встречу, о которой вы так давно мечтали!

– Вы говорили по телефону с богами? – не удержался Старый Музыкант.

Настоятель позволил себе крамольный смешок.

– Нет, друг мой, с мисс Сутирой. Она в Камбодже, в Пномпене.

У Старого Музыканта остановилось сердце – надолго ли, он не знал, но, когда он очнулся, оно бешено колотилось о ребра. Сутира приехала. Она здесь, в городе! А теперь она в его коттедже. Прямо перед ним. Не мираж, но все равно видение.

Первые бесконечные секунды он бесцельно бродил по скудно освещенной тесной хижине, переставляя то одно, то другое. Он хотел бы предложить ей чаю, но у него единственная щербатая чашка, из которой он пьет каждый день, изнутри уже темно-коричневая, а снаружи покрытая паутиной трещин. Может, заглянет доктор Нарунн, и он попросит молодого друга помочь принять гостью? Но Старый Музыкант тут же вспомнил, что врач сегодня уходит – возможно, уже ушел. Вот старый дурак, корил он себя, не мог принести чашку с блюдцем из храма! Или хоть чистый стакан, предложить гостье холодной дождевой воды из его бака! Вода особенно сладкая и свежая после затяжных дождей последних месяцев.