Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

Уже на земле он услышал звуки бамбуковой флейты, слабо доносившиеся из благоустроенных садов на восточной стороне, параллельно реке Бассак, до которой было метров шестьсот. Ему вспомнились несчетные часы, которые он провел на улице, сочиняя музыку, когда в квартире было слишком жарко или отключали электричество и единственным источником света было небо. Сегодня электричества снова нет – обычное дело во время войны, – но лестница залита лунным светом. Глядя на сквозную каменную резьбу на стенах, Тунь в который раз восхитился тем, как дизайнер играет с углами и формами, используя срамаол – тени и полутени, чтобы собрать, сфокусировать естественный свет и осветить замкнутое пространство, оставив его, однако, прохладным и полным воздуха. Модернистской архитектуре присуща легкость, которая начала менять Пномпень в годы независимости. Белое Здание не было исключением, и сейчас, в свете полной луны, оно казалось бесплотным, как виденье, мрачным и мелово-белым, в соответствии с названием.

Это дом его дочери, сказал себе Тунь. Она уцелела после бомбежки, уничтожившей ее деревню. Значит, ей судьба жить. Дом выдержит. Должен выдержать, иначе Тунь сейчас уходит зря. Он вернется сюда любой ценой – если уж не обнять дочку, то хоть убедиться, что за этими стенами она в безопасности.

Он пересек треугольный газон за домом и вышел на угол улицы, где легко было поймать попутку в любое время суток. Даже в ночной час и с отключенным электричеством горожане были на ногах, только ступали потише и жестикулировали спокойнее. Их силуэты напоминали теневой марионеточный театр на фоне жемчужно-серой ночи. Большинство – беженцы из деревень, жившие теперь на улицах и переулках. Лон Нол со своим правительством оказался неспособен справиться с ими же созданным хаосом, и семьи перебивались, как могли, натягивая брезент и расстилая циновки, где только было место, и обкладываясь мешками с песком (если могли себе позволить такую роскошь) на случай, если заревут сирены, возвещая о новом воздушном налете.

С тележек продавали супы и каши. Исходивший от них запах делал улицу уютнее, не такой опасной, а в укромных уголках даже знакомой, как собственная кухня под открытым небом. Мальчик-китаец отбивал быстрый ритм деревянными палочками для еды. Получавшийся звук походил на барабанную дробь: пек-пок, пек-пок – ритм, принесший название ночной закуске: лапша пек-пок. За мальчишкой шагал отец, кативший деревянную тележку, тяжелую от керамических мисок и ложек, лапши, нарезанных овощей и большой жестяной кастрюли дымящегося бульона. В конце квартала отец с сыном остановились принять наперебой поступавшие заказы; хозяин наливал суп, а мальчик относил тарелку за тарелкой покупателям, ожидавшим в своих домах или палатках.

Тунь жадно запоминал эту ночную сцену, смешение запахов, тихую музыку жизни, которая идет себе на радость людям, несмотря на нависшую над городом тень смерти и постоянную угрозу воздушного налета. Нормальная жизнь… Уставший, давно живущий в напряжении, Тунь будет горько тосковать по ней. Там, куда он направляется, ничего подобного нет – ни тележек с едой, у которых можно утолить ночной голод, ни рынков, ни ресторанчиков, ни дома, ни семьи. Только джунгли. Он даже не знал, куда они с товарищами идут: в условленных местах их будут встречать проводники, причем первый примет группу уже у Чрой Чангвар, сразу после переправы через Тонлесап. Точное местонахождение тренировочного лагеря должно оставаться в тайне в продолжение всего перехода на случай, если их схватят.