Обитель - Захар Прилепин (2014)

Артём слушал и смутно осознавал, что его почти ничего не может удивить из сказанного. А то, что за побеги не расстреливают немедленно, а могут посадить в карцер, — это даже успокаивало.

Кто-то поспешно спускался с верхнего этажа, Артём вовремя услышал. Он развернулся и встал у стены возле дверей в секретариат — скромный лагерник, ожидающий вызова.

Мимо прошли двое чекистов, сразу замолчавших при виде Артёма. Оба явно были не местные. Один — кудрявый, носатый, глазастый — так посмотрел на Артёма, что тот прекратил на всякий случай дышать.

Чекисты ушли — Артём тут же вернулся на место.

— Особенными зверствами на острове Революции отличался командир 5-й карантинной роты заключенный Курилко… — слышал Артём, — наиболее изощренные художества: заставлял заключенных совершать акт мочеиспускания друг другу в рот, учредил специальную кабинку для избиений, ставил голыми под снег, принуждал прыгать зимой в залив и прочее. Лишь в несколько более легкой форме проявили себя другие администраторы. Самое жуткое зрелище предстало перед членами Комиссии на командировке при станции Разноволоки. Несмотря на усиленную подготовку к приезду Комиссии — экстренное обмундирование ночью раздетых, вывод заключенных из карцера, уничтожение клопов при помощи пожарной команды и прочее, Комиссии удалось выявить настолько тяжелую картину общего режима, что невольно припомнилось излюбленное выражение знаменитого Курилко: «Здесь власть не советская, а соловецкая».

Артём усмехнулся: и он такое слышал не раз, и он.

— При освидетельствовании избитых обнаружены не только ссадины, рубцы, кровоподтеки, но и значительные опухоли, а у одного и перелом бедра… В карцере нет нар, сквозь крупные щели пробивается снег. Провинившихся держат в нем независимо от погоды от двух до пяти часов в одном белье. Выпускают только тогда, когда застывающие от холода жертвы начинают исступленно вопить. Один из заключенных в «кибитке» за несколько дней до обследования искромсал себе куском стекла живот. Заключенные в общих бараках также в отдельных случаях жалуются на избиения. Культивируется эта система пыток начальником изолятора, осуществляется надзирателями и конвоирами и поощряется начальником командировки, членом ВКП(б).

Артёму отчего-то казалось, что вот-вот речь пойдёт о чём-то, касающемся лично его, и вроде бы угадал, но не совсем.

— …сотрудник ИСО Бурцев систематически избивал не только заключенных, но и сотрудников охраны лагеря; неоднократно верхом на лошади карьером объезжал лагерь, устраивал скачки с препятствиями, въезжал в бараки и на кухню, устраивал всюду дебоши и требовал для себя и лошади пробу обедов. Верхом на лошади Бурцев занимался и муштровкой заключенных, избивал их нагайкой, заставляя бегать. Несколько раз устраивал инсценировки расстрелов, в том числе выстраивал якобы для расстрела бывших сотрудников ЧК из третьей роты. Впоследствии был сам расстрелян без суда и следствия несколькими сотрудниками начсостава УСЛОН, в числе которых Горшков и Ткачук.

«…Каков Бурцев…» — с уважением подумал Артём.

— …Сотрудник ИСО Горшков понуждал к сожительству женщин, присваивал деньги и вещи заключенных. Каждая из склоненных Горшковым к сожительству женщин числилась у него под номером; по номерам же эти женщины вызывались на оргии, в которых принимал участие и сотрудник ИСО Ткачук, а также ряд других сотрудников. По данным делам привлечено и арестовано ещё три человека.

— О, голубчики, сейчас вас зажарят, — вслух сказал Артём.

— Командир двенадцатой рабочей роты Кучерава неоднократно избивал заключённых, восемь из них направлено в лазарет, два смертельных исхода. В пьяном виде отнимал вещи заключённых…

«Так, меня сосчитали или нет?» — размышлял Артём возбуждённо. Происходило что-то из ряда вон выходящее.