Чёрный ход - Генри Олди (2020)

Все местные обитатели были заняты делом. Вот один нанизал себя на электрическую дугу, пересекавшую игольно-узкий проулок. Дуга вошла туземцу в грудь и вышла из спины, сменив цвет с лимонной желтизны на морскую лазурь. Несчастный (счастливый?) крестом раскинул руки. Зашевелил корявыми пальцами, будто тапёр в салуне, наматывая искрящие нити (струны?). Когда те натянулись, а воздух загустел киселём, туземец от души пнул ногой стену дома. Раздался хрустальный звон. Дом встряхнулся, словно разбуженный пёс, и принялся расти. Сделался выше на фут, на два, на три…

Мимо пробежали трое детей (детей?), перебрасываясь разноцветными шариками. Один сунул красный шарик в рот, с хрустом раскусил. С неба раздалось довольное кудахтанье.

На крыше рядком сидели три женщины — близнецы. При виде их у Джошуа засосало под ложечкой, и это значило, что перед ним дамы преклонного возраста. Старухи ткали полотна — каждая своё, с особенным, неповторимым орнаментом.

Двое рослых тахтонов тащили пупырчатый ящик с ручками, полный хитрых загогулин. Ящик упирался, выпускал щупальца, хватался за землю. Часть загогулин мерцала, другие оставались тёмными. Однажды Джош видел, как Кузнец делал именно такие штуки.

Интересно, чем Кузнец занят сейчас? И как его найти?

Город — если это был город — менялся от раза к разу. Даже оказавшись в месте, знакомом по предыдущим снам, Джош путался, терялся, не находил дороги.

А потом на него накатывало, как сейчас.

Всё сделалось понятным, родным. Аж сердце защемило! (У него есть сердце?) Если город неизменен, город — падаль, мертвечина. Живой город постоянно меняется, как же иначе? Три уважаемые савты на крыше? Они заняты важным делом: плетут Сети Охранения, удерживают хаос мира в срединном состоянии.

Дети, нырявшие в дымный ручей и не выныривавшие из него, вызывали умиление и лёгкую зависть взрослого. Ах, беззаботное детство! Нырнуть бы вот так же в щекочущие тёплые струи, чтобы мигом раньше возникнуть на другом конце города. А поймаешь изумрудную струю — окажешься на поле топтунов, где вкусняшки, старательно затоптанные в чёрный пепел, вспыхивают прямо у тебя во рту.

Он видел мир глазами тахтона.

Найти Кузнеца? Что может быть проще? Узор арок в небе. Малые нити судеб. Сочетание цветов. Дрожь, переплетение. Мерцание. Потяни за ниточку…

Отпустило.

Узнавание сгинуло, вернулось удивление.

За этот краткий миг Джош успел переместиться. Куда? Куда и желал. Это сон, напомнил он себе. Чего во сне не случится? Вот и Кузнец: коренастый, широкоплечий, тёмный, будто в копоти. Тусклые отблески металла на затылке и предплечьях. Как и раньше, в кузнице отсутствовала одна стена — хоть что-то здесь не меняется! Встав к пустоте спиной, Кузнец охаживал диковинной коленчатой кувалдой пустую наковальню.

Или какую-то штуку, что лишь притворялась наковальней.

Сверху, сбоку. Наискось, крест-накрест. С хитрым подвывертом. Наковальня (кто? что?!) в ответ глухо охала, вздыхала, колыхалась мясным студнем. Кроме этого, никаких иных результатов работа Кузнеца не давала. Но Джош знал: в аду результат, случается, опережает действие. Он попятился, заглянул себе за спину — и на третьем шаге (у меня есть ноги?) увидел другую кузню, другого Кузнеца, словно отражённых в мутноватом зеркале. Здесь, в отражении, после каждого удара кувалды в кузне вспучивался пол, земляной бутон лопался — и извергал на поверхность шесть зелёных шаров величиной с яблоко. Шары с резвостью играющих щенят катились в дальний угол, взбирались друг на друга, укладываясь аккуратными пирамидками — и застывали без движения.

Такими же шариками, только красными, перебрасывались дети. Один, помнится, сунул шарик в рот, с хрустом раскусил…

Зеркальный Кузнец замер. Отражение поблёкло, зарябило гладью пруда под порывом ветра. Беззвучно разлетелось острыми осколками льда, истаяло под лучами незримого солнца. Джош обернулся — и успел увидеть, как с опозданием замирает настоящий Кузнец.