Девушка по соседству - Джек Кетчам (1989)

Губы ее сжались в ниточку. Лицо превратилось в застывшую безжалостную маску.

Вода била тугой, испускающей пар струей и с силой хлестала по отверстию стока. Рут перевела кран на «Душ» и задернула полиэтиленовую занавеску.

Пар поднимался к потолку.

Глаза Мег были по-прежнему закрыты. По ее щекам ручьем текли слезы.

Теперь пар окутывал нас всех.

Внезапно Мег его почувствовала. И поняла, что это значит.

Она открыла глаза и дернулась назад, перепуганная и кричащая, но Донни уже держал ее за руку, а Рут вцепилась в другую. Мег отбивалась, извиваясь и дергаясь, с криками «нет, нет!». Она была сильной. Все еще сильной.

Рут невольно выпустила ее руку.

– Да будь ты проклята! – проревела она. – Хочешь, чтобы я притащила сюда твою сестренку? Твою драгоценную Сьюзан? Хочешь, чтобы мы ее выкупали? Ее ошпарили?

Мег резко развернулась к ней. Она была в ярости. В дикой, безумной ярости.

– Да! – завопила она. – Да! Давай, сука! Приведи Сьюзан! Меня уже на все плевать!

Рут смотрела на нее сузившимися глазами. Потом перевела взгляд на Вилли. И пожала плечами.

– Приведи ее, – спокойно произнесла Рут.

Но ему не пришлось никуда идти.

Я повернулся, когда он проходил мимо меня, и увидел, что Вилли остановился, потому что Сьюзан уже была здесь и, стоя в коридоре, смотрела на нас. И плакала.

Мег тоже ее увидела.

И сломалась.

– Неееет! – кричала она. – Нееет! Пожалуйста…

Какое-то мгновение мы застыли в густых клубах пара, слушая звук обжигающей струи воды и всхлипывания Мегги. Зная, что произойдет. И зная – как.

Рут отдернула шторку.

– Заводи ее, – сказала она, обращаясь к Донни. – И осторожнее, не ошпарься.

Я наблюдал, как ее завели в ванну, и Рут направила струю кипятка на ноги Мег, потом на бедра, живот и, наконец, на грудь; струя разбивалась о ее соски, а руки за спиной напряглись. Мег отчаянно пыталась освободиться, и все ее тело, там, куда попадала вода, сразу же краснело – красный, цвет боли, и я, наконец, уже не мог слышать ее крики.

И удрал.

Глава тридцать четвертая

Но только в тот раз.

Больше я не убегал.

* * *

После того дня я превратился в наркомана, и наркотиком моим стало страстное желание знать. Знать, что еще возможно. Знать, как далеко это может зайти. Как далеко они посмеют зайти.

И это всегда были они. Я же отстранился от всего, во всяком случае, мне так казалось. Я отстранился от Мег и Сьюзан, но отстранился и от Чандлеров. Я ни в чем не участвовал. Я наблюдал. Никогда не прикасаясь к Мег. И все. Держась этой позиции, я мог казаться себе если и не совсем непричастным, то, во всяком случае, не преступником.

Это было как в кино. Конечно, иногда это было страшное кино – такое, в котором ты переживаешь за героя и героиню – сумеют ли они вырваться из очередной западни. Но и только. Просто кино. Когда оно кончается, ты, получив свою порцию страхов и волнений, встаешь и выходишь из темного зала, оставляя все позади.

Но иногда это было подобно фильмам, которые стали появляться в шестидесятые, – в основном зарубежные ленты, – где доминировало чувство, что ты погружаешься в колдовскую гипнотическую густоту неясных иллюзий со множеством смысловых слоев, и где в конце становилось ясно, что никакого смысла нет вообще, и актеры с пустыми картонными лицами пассивно перемещались в сюрреалистических кошмарных пейзажах. Дрейфовали.

Как я.

Мы сами пишем сценарии этих своих психофильмов и сами становимся их зрителями. Так что, думаю, введение новых персонажей было неизбежным.

Как неизбежным было и то, что первым на кастинге стал Эдди Крокер.

* * *

Было яркое солнечное утро в конце июля – прошло три недели пребывания Мег в заточении, – когда я отправился к Чандлерам и впервые обнаружил там Эдди.