Охота на охотника - Карина Демина (2021)

– Как оно получилось… да дерьмово получилось, честно. Сперва я пытался воздействовать опосредованно, исподволь. Усилить симпатию и вообще, но у нее амулет был. Да и сама она, говоря по правде, пусть и не сильна, но весьма изобретательна. Сумела красивые щиты выстроить. Женщине приходится… защищать себя. У меня ничего не получалось. Это злило. И ее насмешливость тоже. И Ветрицкий стал появляться чаще. Он выслушивал меня. Успокаивал. Но на деле после наших бесед я часто впадал в ярость и… творил глупости, еще больше ее отталкивая. Знаешь, я теперь понимаю, что был по-настоящему мерзок.

И еще ниже.

По рунам, вплавленным в камень. Они оживают под ногами и засыпают, убедившись, что люди, потревожившие покой их, имеют на то право.

Крови. Рода.

– А у нее появился ухажер. Чужак. Я… я дурень, мне бы подумать, что я никогда-то прежде его не видел, что в университете чужим взяться просто неоткуда, что… Я взбесился. Я потребовал у нее отправить этого хлыща прочь. Она, само собой, отказалась. Я… я признался, что люблю ее. Сказал, что готов измениться. Она же ответила, что этакая любовь хуже ненависти. И что люди… они меняются, конечно, но не так… и если бы она знала про любовь мою, то сразу бы уехала. Вот как… И я испугался. Понял, что вот-вот потеряю ее, насовсем потеряю. Не понимаешь? Еще пока не понимаешь… этот страх… он мешает думать. И я ее подмял. Я… лишил ее воли. Заставил уйти из университета, хотя знал, что она хочет доучиться. Но зачем ей? У нее был теперь я. И только я.

Еще ниже.

И камень теряет жизнь. Здесь когда-то вычищали место, аккуратно, бережно даже, избавляя от малейшей капли магии. И ступать за черту этого круга неприятно.

Будто шкуру сдирают.

– Я… был счастлив, – Мишка запинается, впрочем, ему хватает силы признать свою слабость. – Сперва. Ненадолго. Я возвращался домой. И на меня смотрели с любовью. Моего слова ждали. Любого. Что бы ни сказал, это принималось с восторгом. Моя просьба, любая… я мог отправить ее гулять по улицам нагишом. И она пошла бы. Без сомнений. Без раздумий. С восторгом даже, ведь меня это порадует. Понимаешь?

Лешек склонил голову.

А вот и кровь.

Она здесь подолгу не уходит, стоит на камне лужицами, не засыхает, не меняется… напоминает, что и Лешек давно уж не свят.

– Я… мне будто подделку всучили. Сахарный такой крендель, только из гнилой муки. И ласки… какие у нас были ночи, пока я не понял, что… лучше уж с поганой девкой, чем с нею… с такою. Я долго маялся, а потом снял воздействие, насколько это было возможно. Я надеялся, что сумею объяснить. Я ведь… я хорошо с ней обращался. Не бил. Не унижал. Я дом купил ей красивый. Платьев и…

– И волю отнял.

Мишка упрямо тряхнул головой, а потом вцепился в седые пряди.

– Она… она выслушала. Как есть выслушала. И клятву приняла, что я больше никогда… ни словом, ни делом… никогда не причиню ей вреда. Не обижу. Не позволю обидеть. Я готов был сочетаться с нею браком по нашему родовому обряду, мне плевать было, что скажет Ветрицкий. Да и на всех остальных. Кажется, именно тогда я стал думать, что престол мне не слишком и нужен.

– Она… – Лешек остановился перед дверью, лишенной засовов.

– Она ничего не ответила. Попросила оставить ее, дать время подумать. И я оставил. Я ж не знал, что она решится на… такое…

Дверь отворилась беззвучно.

Пахнуло в лицо гнилью, и вонь эта заставила Лешека поморщиться. А вот спутник его запаха будто бы и не заметил.

– Я почувствовал неладное, но… не успел. Почти успел. Человеку не так просто себя убить, и… я не позволил. Я позвал целителей. Лучших целителей, которых только можно было купить. Я… я готов был жизнь отдать, лишь бы она жила. А Ветрицкий обозвал меня идиотом, который сам не знает, чего ему надо, покорности или вот этого вот… по-его выходило, что все-то у нас было преотлично. С-скотина…

В хранилище по-прежнему спокойно.

И вспыхивает свет.