Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

– Мое предложение остается в силе. Капитан второго ранга также намерения свои обозначил ясно. Что три мили, что шесть – разницы никакой. Судьба «Маунт-Касл» решена.

Бегло взглянув в сторону Навиа, он как бы предоставил слово ему. Тот чуть наклонился над столом:

– Поверьте, капитан, я этого не хочу. По крайней мере – так… И особенно после того, как повели себя наши с вами люди.

Звучит чертовски искренне, подумал Фалько. И честно. И наверно, не только звучит, а так оно и есть. А вот я здесь – посторонний, осенило его. Два моряка, два профессионала толкуют о своем. И они столкуются независимо от того, какой флаг кого осеняет.

– Гарантии? – спросил Кирос.

– Сто процентов. Даю вам слово, – ответил Фалько.

– Не обижайтесь, но ваше слово ничего для меня не значит. – Кирос повернулся к офицеру: – Вы – даете слово?

– Даю.

Капитан «Маунт-Касл» поднялся. Поглядел сквозь темное окно в ночь.

– Мне нужны сутки на размышление.

8. Там не будет вечно здесь

– Получилось? – спросила Мойра Николаос.

– Лучше не бывает.

– Тогда поди сюда и составь мне компанию. Вы что-то там засиделись… Как по-твоему, я честно отработала свои деньги?

– Полностью.

– Ну, вот и присядь здесь. Сядь, кому сказано? Выпей чего-нибудь. Покури чего-нибудь.

Из раструба граммофона, автоматически меняющего пластинки, лился приятный голос Жана Саблона. Мойра – босая, с заплетенными в толстую косу медными волосами – лежала на турецком диване под еврейским семисвечником, оставлявшим большую часть комнаты в полумраке. На ней было кимоно с пустым от локтя правым рукавом. Перед диваном стоял низенький столик с графином воды, бутылкой абсента и еще чем-то. Подойдя ближе, Фалько увидел серебряный подносик, на котором лежали шприц и пустая ампула.

– Ближе, ближе, не бойся.

Он послушно опустился на край дивана. Мойра смотрела на него расширенными, помутневшими глазами. Он взглядом показал на шприц:

– Это что-то новенькое.

Она ответила рассеянной медлительной улыбкой: слова доходили до нее точно из дальней дали.

– Я становлюсь старше, мой мальчик. Годы идут и свое берут. И где же прошлогодний снег?[16] Кокаин помогает справляться кое с чем.

– И давно?

– Какая разница?

Фалько налил абсента в тот же стакан, из которого пила хозяйка, добавил немного воды. Сделал первый глоток, сразу же произведший желанное действие. Достал из коробки уже скрученную сигарету с марихуаной, прикурил и глубоко затянулся. Мойра за ним наблюдала.

– Все еще красавчик, будь ты неладен… – произнесла она хрипловато.

Фалько привычным жестом дал понять, что это ему безразлично. Он невольно вспомнил прошлое. Как хороша была Мойра пятнадцать лет назад, как прекрасно было ее горячее, гладкое смуглое тело, которое почти не портил обрубок правой руки. Ее низкий голос, ее большие черные глаза, смотревшие на него в упор, покуда они обменивались стонами и вздохами, нежностями и скабрезностями. Афины и Бейрут были вполне подходящими сценами этого действа. Для Фалько это было время юности. Для Мойры – пора великолепной зрелости.

– Дай потянуть, – сказала она.

Мойра вдохнула дым, когда Фалько вложил ей сигарету в рот и кончиками пальцев стал водить по ее татуированным скулам. Эти берберские наколки она сделала себе, когда обосновалась с мужем-художником в Танжере. Сейчас они были такими же метками прожитого, как морщины вокруг глаз.

– Это ты красотка и с годами все лучше.

Задержав во рту и потом выпустив дым, она замурлыкала, как разнеживавшаяся кошка, которой почесали за ухом. Распахнувшееся кимоно открывало бедра. Ноги были все еще хороши, и их стройное изящество подчеркивали серебряные браслеты на щиколотках. Ногти покрыты ярко-красным лаком. Ноги одалиски, любил говорить он в прежние времена, когда она в себялюбивом неистовстве стискивала его ляжками, наслаждаясь его по́том, его силой.