Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

И был искренен в этот миг. Ему действительно было очень жаль и хотелось, чтобы она это понимала. И простила его заранее. Он полагал, что имеет право рассчитывать на это, потому что правила ей давно и хорошо известны. И она не хуже самого Фалько знает, сколько стоит стезя, которую оба выбрали себе сколько-то лет назад. Во что обходится путь в гибельном краю, населенном людьми и, следовательно, изобилующем злом. Которого не чужды были ни эта женщина, ни обнимавший ее сейчас мужчина.

– Да, – произнесла она, не сводя с него темных неподвижных глаз.

И Фалько понимал, что она верит ему. Верит и не сомневается, что в эту минуту он говорит правду.

Он протянул руку к выключателю, а еще через какое-то время дыхание Евы стало глубже и ровней. Она казалась спящей. Фалько, не решаясь высвободить руку, чтобы не разбудить, еще долго с открытыми глазами лежал в темноте, не шевелясь.

Сострадание, нежность, желание медленно проплывали в его мозгу, соседствуя с тактическими схемами, не дававшими ему покоя. Он попытался было отрешиться от присутствия Евы здесь, в 108-м номере отеля «Континенталь», отделить ее от всего, что произошло в последние часы, – но тщетно. Его методичный ум, привыкший расставлять гипотезы по степени риска и угрозы, оказался не в силах отвести Еве подобающее место в этом раскладе: в схему она не вписывалась. Но дрожь, сотрясавшая тело женщины, которая сейчас спала рядом, была неподдельной – такой же, как давняя боль, горевшая в ее душе разверстой раной. Как сводившее мышцы напряжение, как отчаяние.

Ева Неретва даже во сне, даже сейчас – голая, беззащитная, уязвимая – оставалась загадкой. И Фалько, собрав жизненно важный эгоизм, целебную мнительность, свойственную лишь тем, кто знает, как трудно оставаться в живых, вдруг с непреложной ясностью понял, что все это не уменьшает, а увеличивает опасность. Пробудившийся инстинкт вышколенного профессионала настойчиво требовал действий обдуманных и точно рассчитанных. Предписывал устранить вмешательство чувств, в данных обстоятельствах почти гибельное. Начальство из уважения к ним и принимая во внимание их важность, уж его-то в Москву не отзовет, а вот в Танжере потерять из-за них голову очень даже можно.

Он осторожно поднялся, дошел до бюро и закурил. Стоя босиком, голый, он курил и смотрел на темный силуэт неподвижной женщины на простынях. Потом отправился в ванную, почистил зубы, прополоскал рот «Листерином», вернулся в спальню и осторожно, чтобы не разбудить Еву, улегся в постель. Еще осторожней примостился так, чтобы повторять изгибы ее тела, которое наконец расслабилось и согрелось. И наконец, отыскав удобное положение, заснул.

Ему снились незнакомые города, такси, которые никогда не останавливаются, отели, которые надо покинуть как можно скорей, поезда и пароходы, которые отправляются без него. Эти сны довольно часто повторялись в последнее время, и в них он неизменно чувствовал себя одиноким и бесприютным и просыпался, как от толчка, с нестерпимым ощущением неудачи и провала. Где бы ни происходило их действие, всегда повторялось одно и то же: он идет по незнакомым улицам, а люди с враждебными или безразличными лицами изредка проходят мимо, не глядя, словно его не существует вовсе. И молчание их только усиливает невыносимо гнетущую тревогу, от которой он просыпался, задыхаясь, весь в поту, с судорожно сведенными мышцами. Готовый к отпору.

Сегодня его разбудила Ева. Она трепетала в странном полусне, еще не вполне вернувшись к яви. И постанывала жалобно и слабо, как раненое животное. Фалько снова обнял ее, и она подалась к нему. Все тело ее – теперь пылавшее, как в жару, – била крупная дрожь.

– Что с тобой? – шепнул ей Фалько.