Наедине - Юлия Амусина

И в этот момент охватившее меня необычайное веселье резко притупляется, и хотя соображаю я все еще не очень, хохотать без причины мне уже совсем не хочется. Как и делиться с кем-либо, даже с Ником, тем, что Мишка весь этот длинный день никак не выходит из моей головы.

— Ничего, — вряд ли мои глаза можно назвать образцом честности. — Он хороший человек, с ним легко ладить.

И улыбаюсь, с легким изумлением глядя за тем, как на лицо моего друга наползает знакомое мрачное выражение.

— Что? — интересуюсь удивленно.

— Этот парень не из тех, с кем можно просто ладить, — в неодобрении качает головой Никита, отворачиваясь от меня обратно к Панку.

— Да ладно тебе… — я отмахиваюсь, хотя в глубине души не могу не согласиться с Никитой, прекрасно помня о том, какая огромная пропасть разверзлась между миром отверженных и тем, в котором остались нормальные, такие интересные для нас люди.

У Ника звонит телефон, и мой друг, немного покопавшись в карманах своего комбинезона, выуживает мобильник на свет, смотрит на экран и едва заметно морщится:

— Стевич. Сейчас получим нагоняй, — и порывисто машет перед собой ладонью, разгоняя предательский дым.

— Бесполезно, — меня вновь пробивает на смех, и Никита все же ко мне присоединяется. Мы наскоро избавляемся от улик, после чего бармен спрашивает меня, какое выражение передает его лицо, а я вместо ответа выставляю вперед большой палец, из последних сил сдерживая такое заразное сейчас веселье. Никита исчезает за дверью, спеша вернуться к своим рабочим обязанностям. Оставшись одна, я вновь незаметно для себя погружаюсь в непривычные, невеселые рассуждения. Подумав, решаю быть великодушной и простить Панку его невежество, опускаюсь на корточках рядом с ним и поглаживаю его заостренный ирокез, но кот сначала недовольно фырчит, возмущенный моими поползновениями на свою гордость, а затем и вовсе запрыгивает на забор, исчезая из поля моего зрения.

— Эй, я обиделась! — не слишком громко бросаю я ему вслед, поворачиваюсь обратно к двери, намереваясь вернуться в клуб и поискать себе занятие уже там, но взглядом натыкаюсь на стоящего в дверном проеме Миху. На всякий случай глупо трогаю ладонью горящий висок, совсем не доверяя своим глазам, но Мишка от этого движения не перестает казаться мне таким же реальным. Пару мгновений я растерянно хлопаю глазами, не в силах произнести ни единого слова, и тогда он сам приходит мне на помощь.

— На кого ты обиделась? — интересуется, подходя ближе.

— На кота, — отвечаю в досаде, махнув рукой куда-то, где скрылся Панк.

Мишка смеется и мягко берет меня за руку, другой ладонью почти неощутимо гладя мои волосы.

— Привет, — сладко шепчет он, склонившись к самому моему уху, и я на какое-то время просто забываю дышать, превратившись рядом с ним в окаменелую статую. Я чувствую, как сильно меня к нему тянет, понимая, что стоит мне сделать хотя бы один шаг ему навстречу, и может произойти все, что угодно.

Он долго, очень долго смотрит мне прямо в глаза, не убирая ладони с моих подрагивающих пальцев, а у меня голова идет кругом от одного только взгляда, проникающего глубоко в дрейфующее сознание. Не знаю, откуда во мне взялась эта странная решимость, но я сама тянусь к нему, легонько обвиваю за шею и касаюсь его губ своими. Мишка подхватывает меня за талию и тесно прижимает к своей груди. Его язык проникает глубоко в мой рот, опаляя головокружительным поцелуем, и я откликаюсь, даже не думая отталкивать его от себя. Веду ладонями по его плечам, испытывая смутное сожаление из-за того, что не могу сбросить с них куртку и погладить его тело, не натыкаясь на препятствия в виде одежды. Стихийно пугаюсь подобным мыслям, но страх быстро исчезает под действием той всепоглощающей дряни, которую мы на пару раскуривали с Никитой.