Наедине - Юлия Амусина

Я сама обхватываю ладонями его шею, и, приподнявшись на цыпочках, тянусь к его губам, вновь желая попробовать их на вкус. Он подхватывает меня на руки и в несколько путаных шагов достигает четко очерченного проема окна, иллюстрирующего вид на задний дворик клуба. Сажает меня на широкий подоконник, едва не смахнув на пол цветочный горшок с каким-то неопознаваемым сухим стеблем, некогда бывшим растением. Стевич до сих пор лелеет надежду когда-либо оживить давно умерший цветок. Весьма кстати вспомнив о навязчивой идее хозяина клуба, я пугаюсь, шепчу Мишке на ухо:

— Цветок, — и он почти не глядя, не отрываясь от меня, двигает горшок подальше от нас, к другому краю подоконника.

В кромешной темноте я вижу только его силуэт в опасной близости от себя. Я не знаю, что именно он намерен делать, и это меня волнует, неведение кружит голову, будоражит кровь, разгоняя ее тонким венам с немыслимым жаром. Его ладонь ложится на мои ключицы и медленно, очень медленно спускается ниже, пальцы обхватывают первую пуговицу и легко выуживают ее из петли. Я замираю в неясном предвкушении, пока он одну за другой расстегивает все пуговицы на моей блузке, совсем немного приспуская ее с моих плеч. Легкий холодок касается моей обнаженной кожи, но я не двигаюсь, полностью отдав контроль за происходящим в Мишкины руки. Страха нет. Он не сможет сделать мне ничего плохого, кто угодно, только не он.

Темно, но я вижу, как дрожат его руки, прикасающиеся ко мне там, где больше не осталось одежды. Осторожно прикусываю губу, мысленно призывая себя дышать глубже, когда он склоняется и трогает губами мою кожу между ключицей и кромкой черного лифчика. Его ладони накрывают полушария мерно вздымающейся груди, лаская ее через ткань круговыми движениями. Дышать мне становится все тяжелее, весь воздух из помещения куда-то стремительно улетучивается. Мое тело охватывает легкая дрожь, и я уже не могу с уверенностью говорить о том, чем она вызвана — возбуждением или вернувшимся ко мне страхом сделать что-то не то.

— Не бойся, — его жаркий шепот опаляет мое ухо, и я глупо киваю, не находя в себе сил даже ответить ему.

Я почти не заметила, как, продолжая ласкать губами мою грудь, он опустил одну руку вниз, едва сжимая мое бедро, и лишь когда его ладонь подползла к внутренней части ноги, интуитивно съежилась, тесно сведя колени вместе.

— Расслабься, — просит он, не убирая своей руки, но я лишь в отрицании качаю головой, только теперь с запозданием сообразив, как глупо себя веду. Но сделать ничего уже не могу, давние фобии были не в пример сильнее здравого смысла.

— Сима, — настойчиво зовет он, снова оказавшись лицом к лицу ко мне. — Я не сделаю ничего плохого. Ты мне веришь?

Не сводя пристального взгляда с его лица, я медленно киваю — а что еще мне остается делать?

Слабо охнув, когда его ладонь оказывается на ширинке моих брюк, я вновь начинаю ожесточенно трясти головой, даже хватаю его за запястье, пытаясь отвести от себя угрозу, но на сей раз он непреклонен, и отчасти виновна в этом была именно я.

— Солнышко, — от звука его голоса что-то ощутимо колет левую сторону моей полуобнаженной груди. Я вскидываюсь, а Миха, не давая мне прийти в себя, вновь принимается исступленно целовать мои губы, вбивая между короткими перерывами в мою голову: — Я никогда тебя не обижу. Верь мне, ладно?

Я отвечаю на его поцелуи, увлекаясь все больше и больше, но стоит мне расслабиться и забыться в его объятиях, как он снова возвращает ладонь к «змейке» на моих брюках и осторожно тянет язычок вниз.