Наедине - Юлия Амусина

Музыка по-прежнему оглушает, изливаясь в зал посредством огромных колонок. Одетые в черное люди двигаются в откровенном танце под хриплый мужской голос, перекрываемый ревом барабанов, их тела отражаются в ломаных линиях красного света, и на какую-то долю секунды мне кажется, будто ничего не изменилось, не было никакой окровавленной девицы с фиолетовыми волосами, и мне все это привиделось. Но смятение покидает меня быстрее, чем я позволяю этой мысли закрепиться в моей голове. Оказываюсь возле опустевшего поста Игоря, без особой надежды на успех выскакиваю за дверь клуба и оглядываюсь, тщетно прислушиваясь к ночным звукам дремлющего города. Разумеется, здесь никого нет.

Никаких клоунов.

Провожу ладонью по лицу, на всякий случай прохожу немного дальше от входной двери, вглядываясь в темноту перед собой, но это ничего мне не дает, и я возвращаюсь обратно, теперь уже обращая внимание на внешний вид посетителей клуба. Черный цвет, блестящие пряжки, кожа и латекс на извивающихся телах, но ни один из встреченных мною завсегдатаев не щеголял с разукрашенными краской щеками или в нелепом клоунском колпаке, сопровождаемом круглым носом из поролона. Впрочем, я не мог всерьез надеяться на такую возможность, как не знал и того, что за клоун мне нужен, и действительно ли он должен выглядеть именно так, как я себе представлял. Быть может, «темный клоун» — не более, чем случайная метафора, пришедшая на ум раненой девушки. Или еще что-то отвлеченное, в реальности не имеющее никакого отношения к тем развеселым чудакам, коих полным-полно в любом уважающем себя цирке.

И вообще, образ зловещего клоуна-убийцы ассоциируется у меня исключительно с второсортными фильмами ужасов или биографическими картинами, посвященными Джону Гейси[8].

В спешке то и дело натыкаясь на посетителей Клуба почитателей тлена, я двигаюсь обратно к двери в подсобные помещения, стремясь оказаться рядом с Серафимой, но путь мне внезапно преграждает суровый Никита.

— Не нужно туда идти, — качает он головой, становясь спиной к приоткрытой двери туда, где я оставил Серафиму рядом с истекающей кровью девушкой.

— Что там происходит? — спрашиваю.

— Ничего, — он хмурит брови.

— Что значит «ничего»? Вы медиков вызвали? — я пытаюсь его обойти, но бармен вновь вырастает у меня на пути весьма сокрушимой преградой. Понятия не имею, на что он вообще надеется — при желании, чтобы освободить себе дорогу, мне достаточно будет просто его отодвинуть. Приятель Симы уже порядком действует мне на нервы, но я пока не собираюсь распалять конфликт еще и с ним. Катька права — такого этот мрачный хиляк может попросту не пережить. Тем более, что кто-то ему уже засветил — наметанным взглядом профессионала я приметил следы под его левым глазом, которые бармен тщетно пытался замазать какой-то косметической фиговиной.

— Стевич разберется, — говорит мне Никита, складывая руки у груди.

— Стевич у вас еще и врач? — усмехаюсь нервно, но тут же становлюсь предельно серьезным. — Послушай, это уже не шутки. Та девушка ранена, я сам видел кровь.

— А больше ты ничего не видел? — Никита начинает злиться, хотя и пытается держать себя в руках. — Как ты там вообще очутился?

Мне кажется, он просто тянет время, так же, как и я, понимая, что наше возможное противостояние выйдет совсем коротким, а ему еще и боком. Я внимательнее приглядываюсь к этому разукрашенному парню, гадая, права ли Фима, действительно ли моя вздорная сестрица могла запасть на такого чудака, но так и не могу прийти к какому-то одному мнению. Катька все может, мне ли не знать? Но с этим у меня еще будет время разобраться. Нахмурившись, я беру Никиту за тщедушное плечо и просто отодвигаю в сторону, как незначительную преграду, не обращая внимания на несущиеся мне вслед недовольные слова. Мне нужно оказаться рядом с Симой и самолично увериться в том, что возле нее не появится никаких клоунов — реальных или порожденных чужой разыгравшейся фантазией. Никаких клоунов!