Наедине - Юлия Амусина

— Что это? — тихо спрашивает Мишка, скользнув губами к моему уху. Я трудом сдерживаю стон, чувствуя, как его влажный язык обводит по кругу мою мочку. И с некоторым запозданием понимаю, что его, должно быть, настораживает запах травки.

— Неважно, — отвечаю, цепляясь за отворот его рубашки, виднеющейся под распахнутой курткой.

— Важно. Я хочу знать, что делает тебя такой бесстрашной, — он приобнимает меня, и я опираюсь плечом на его руку, не испытывая и тени сомнения из-за того, что нахожусь так близко к постороннему.

— Поцелуй меня, — прошу его, подняв голову так, чтобы вновь встретиться с ним взглядом, и вижу, как легкая ироничная ухмылка сходит с его лица.

Вместо ответа он кладет ладони мне на спину, поглаживает лопатки, склоняется ко мне и целует мои приоткрытые губы так долго, что мне становится нечем дышать. Последняя доступная мне доза воздуха приобретает его вкус, и теперь я уже сама теряюсь между выдохом и вдохом, стремясь растянуть это неожиданное удовольствие. Мишка прислоняет меня спиной к дверному косяку, отводит в сторону мои распущенные волосы и прикусывает чувствительную кожу между шеей и предплечьем. Я откидываю голову назад, соприкасаясь затылком с гладкой металлической поверхностью, крепче хватаюсь ладонью за его плечо, как за единственную доступную мне опору. Его губы исследуют нехитрый вырез моей тонкой черной блузки, но стоит мне запустить ладонь в его жесткие волосы, притягивая еще ближе, как Мишка оставляет в покое мою беззащитную шею, вновь принимается терзать мои губы своими, а потом и вовсе выдает:

— Наверное, нам стоит притормозить, — и поясняет, прежде чем я успеваю проявить удивление. — Не хочу компрометировать тебя, когда ты на работе, — сквозь блузку оглаживает ладонью нижнюю часть моих ребер. И хотя я согласна с ним даже более, чем целиком и полностью, останавливаться мне совсем не хочется. Даже под угрозой того, что в любой момент кто-то из наших может выбраться на заднее крыльцо подышать свежим воздухом или, напротив, отравиться какой-нибудь стимулирующей дрянью. Мне хочется, чтобы Мишка коснулся меня еще. И еще.

— У вас в зале видимость плохая, — говорит он, снова нарушая тишину между нами. — Остается надеяться, что никого из моих учеников не тянет почитать ваш обожаемый тлен. Иначе я тоже буду скомпрометирован.

Прислонившись виском к косяку двери, он смотрит на меня в течение нескольких бесконечных секунд, и я отвечаю ему таким же долгим взглядом. С каким-то мазохистским упорством пытаюсь рассмотреть в нем признаки другого, недоступного мне человека из нормального мира, но мое влечение к нему напрочь стирает все мыслимые границы, и я вдруг понимаю, что на самом деле нас разделяют считанные сантиметры, преодолеть которые не составит труда даже такой, как я…

Чувствую, как схожу с ума и напрочь теряю ощущение реальности.

Мишка хмурится, коротко бросает взгляд куда-то себе за спину, после чего тянет меня за руку и, ткнувшись губами в уголок моих губ, интересуется на выдохе:

— Когда там закрывается ваш клуб?

Мне нечего ему ответить, я давно уже потеряла счет времени, но оказалось, что он сам знает все куда лучше меня, а спрашивает скорее для порядка.

— Почти через час, — прибавляет, покусывая мою нижнюю губу. И тут уже не выдерживаю я, просовываю ладонь под его локоть и, развернувшись, тяну его за собой внутрь клуба. Не доходя до выхода в переполненный звуками зал, сворачиваю к подсобным помещениям и вместе с Мишкой ныряю в одну из приоткрытых дверей. Нет, я ничего не задумывала и не планировала заранее — все, чего мне хотелось, это как можно дольше оставаться с ним наедине. Я просто шла навстречу своим порывистым желаниям, не предполагая наперед, чем они могут кончиться.

Забывая о том, что должна бояться.

Не знаю, почему с ним мне не было страшно.