Наедине - Юлия Амусина

— Я даже не знаю, с чего начать. Мона появилась в клубе не так давно, всегда держалась обособленно и вроде бы ни с кем не сходилась, кроме… меня, — я шумно выдыхаю, пытаясь в очередной раз собраться с мыслями и решить, имею ли я право говорить кому-либо о том, что рассказывала мне Симона, теперь, после того, как ей вроде бы стало все равно. — Мы с ней иногда разговаривали. У нее не было друзей, но, наверное, ей все-таки хотелось поговорить с кем-нибудь, поэтому она однажды рассказала мне кое-что о себе. Ее изнасиловал какой-то подонок. Собственно, именно после того случая она стала заходить в клуб. Ей больше некуда было идти, она считала себя испорченной и не хотела, чтобы рядом с ней оставался кто-то из прошлой жизни. Мне это очень знакомо, так как… — и тут я осекаюсь, внезапно с новым осознанием подумав о том, что между нашими историями, моей и Симоны, в самом деле обнаруживается подозрительно много общего. Мона как-то рассказывала мне о том, что похититель надевал на нее узкое красное платье, и я отлично запомнила ее слова, потому что…

Это действительно не может быть простым совпадением. На мне было длинное красное платье из какого-то струящегося материала, приятно прилегающего к прохладной коже, когда я пришла в себя в неизвестном месте, а в кресле, как раз напротив постели, где я лежала, восседал…

Лицедей?

— О, Боже, — бросаю себе под нос, приходя во все большее волнение. Вскакиваю со своего места и обхватываю гудящую голову обеими ладонями. — Ты прав, в этом действительно что-то есть. Я просто боялась признаться в этом самой себе, хотя еще во время нашего с ней разговора мне казалось, будто я упускаю из виду очень важную деталь. А что, если…

— Фим? — настороженно зовет Мишка, отслеживающий мои спонтанные перемещения по комнате.

— Послушай, — я резко разворачиваюсь к нему, останавливаясь на одном месте. — А что, если в обоих случаях это был один и тот же тип? Что, если мы неслучайно встретились с Симоной? Или я в самом деле схожу с ума… Но такое могло произойти, ведь наш клуб единственный в своем роде, и это неудивительно, что именно туда стекаются все нам подобные. Да, похоже на правду… Она поняла все куда раньше меня, и потому хотела предупредить о том, что он… зачем-то вернулся? Хотя постой… Я только слушала ее, ничего не рассказывая ей о себе, откуда бы она могла узнать мою историю?

— Расскажи мне, и мы вместе об этом подумаем, — предлагает Миха.

— Но… — в этом месте у меня вновь намечаются проблемы со словами, и он в ожидании едва приподнимает темную бровь. Я заламываю пальцы, опять начиная нервничать. — Честное слово, я не знаю. Ничего не помню. В моей голове иногда все еще появляются всякие непонятные образы, но мне говорили, что это лишь игра воображения впоследствии шока, и если постоянно пить таблетки, то все само собой пройдет.

— Кто говорил? — мягко подталкивает Миха, и мне приходится сказать ему то, о чем он не должен был узнать. Но теперь, кажется, выбора нет.

— Врачи, — я возвращаюсь обратно и просто сажусь на диван с ним рядом.

Мне не хочется ему врать, придумывать что-то на ходу, лишь бы избежать очередных потрясений для своей нестабильной психики. Пусть узнает все, что он так хочет обо мне знать. Пусть.

— Да, я лежала в клинике, — добавляю, не выдержав непродолжительного молчания между нами. — Да, в психиатрической…

— Я же не уточнял, — с едким смешком говорит он.

— Но подумал. Ты был прав, когда говорил, что у меня не все дома, — нет, все-таки это слишком трудно: говорить о себе нелицеприятные вещи в лицо человеку, которого мне почему-то не хочется терять. Нужно что-то действенное, чтобы успокоиться. Обшариваю свои карманы в поисках сигарет, вспоминаю, что они в сумке и несусь в прихожую, а потом вместе с пачкой возвращаюсь в гостиную и открываю балконную дверь. Миха без слов наблюдает за всеми моими метаниями по квартире.