Наедине - Юлия Амусина

В мои планы никоим образом не входило непосредственное участие в деле о грязном убийстве. До сих пор все это здорово смахивает на извращенный спектакль, вот только билеты сдавать уже некуда. Хочу понять, во что вляпался, но это пустое дело. Кажется, лишь теперь до меня в полной мере начинает доходить все то, о чем говорили родители Серафимы, требуя прекратить наши с ней участившиеся встречи. Это не просто блажь успешных людей, желающих лучшего для своей единственной дочери, да и моя непритязательная личность заурядного тренера тут вовсе ни при чем. Просто этим людям известно куда больше, чем они соизволили рассказать мне, бесполезному чужаку, отделавшись лишь смутными угрозами. Вокруг Симы все еще что-то происходит. Странное. Невероятное. И они, черт возьми, прекрасно об этом знают.

Но молчат.

Вспоминаю неподвижное девичье тело в луже вязкой крови, растекшейся по темному полу подсобки безобразными пятнами, и едва не подскакиваю на месте в навязчивом желании вернуться обратно на пятый этаж, самолично убедиться в том, что Серафиме ничего не угрожает. Как она вообще может оставаться в этом местечке в полном одиночестве? Откуда у нее столько смелого безрассудства? Или это не более, чем выработанная годами защитная оболочка, за которой так удобно прятаться от всего того, что выбивает ее из колеи? Меня все еще передергивает отголосками воспоминаний разверзнувшейся в клубе кровавой истории, не могу даже представить, какого должно быть сейчас ей.

Кстати, что там она говорила, прежде чем я обнаружил себя за дверью ее квартиры?

В моей голове так сильно все перепуталось, что я бы мог прорваться сквозь полчища недавних одолевающих образов и в самом деле подумать, будто она… Да нет, чушь все это… Она растеряна и перепугана настолько, что не может полностью отдавать отчет случайным словам, которыми так неосторожно бросается в мои мнительные уши. Для нее характерна такая… невинная случайность, но я все же задумываюсь, снова и снова представляя ее, дрожащую, растрепанную, совершенно безумную, с моей окровавленной водолазкой в руках, и чем дальше заводят меня собственные мысли, тем сильнее тянет наплевать на все — время, обязанности, недомолвки — и снова вернуться к ней. И я уже не знаю, что перевешивает — похвальное стремление защитить девчонку от мнимой опасности исходящей от какого-то (чушь, полная чушь!) клоуна, или не очень похвальное желание докончить то, что мы начали в Клубе. Докончить, чтобы затем повторить еще не один раз. Я поднимаю глаза и принимаюсь навскидку вычислять расположение балкона ее квартиры. Эта девица делает из меня законченного психопата, даже не подозревая о том, по какому тонкому льду ходит, позволяя мне быть к себе ближе дозволенного.

В кармане моей куртки вновь вибрирует мобильник. Подношу к уху, не взглянув на высветившееся имя.

— Михаил, не бросайте трубку, — сухо просит Анатолий Степанович, посчитав, по-видимому, что приветствия излишни. И в самом деле.

— Черт знает какой по счету звонок за один-единственный вечер, — присвистываю негромко. — Вы теперь жить без меня не можете?

— Вас предупреждали, вы не послушали. Так что, боюсь, в ближайшее время нам с вами не избежать тесного общения друг с другом.

Я поглаживаю спннку рыжего кота, весьма раздосадованного моим появлением на его лежанке, и противное животное настороженно щурит в мою сторону яркий желтый глаз.

— Вы удивитесь, как просто решаются подобные проблемы. Слышали что-нибудь о черном списке, Анатолий Степанович?

— Ничего страшного, у меня много других номеров, — отбивает подачу Серафимин отец, и это мне на удивление приходится по душе. Да и вымотался я так, что ерничать дальше уже нет желания.