Наедине - Юлия Амусина

— Возможно, ты забудешь обо мне, как только вернешься обратно в свою жизнь, — говорит этот человек, опутывая меня своим пристальным взглядом, в котором мне чудится едва уловимая печаль предстоящего расставания, но я не верю тому, что этот психопат вообще способен хоть что-то чувствовать. Такие, как он, могут только симулировать чувства, в то время как на самом деле внутри них сквозит холодная пустота, не оставляющая шанса даже легкой эмпатии.

Я снова мотаю головой, отводя взгляд от жуткого лица.

— Ты должна была понять, что отныне мы связаны друг с другом невидимой цепью, — говорит он, с нежностью проводя ладонью по моей щеке. — Моя девочка… Моя красавица… Я всегда буду рядом с тобой, что бы ни произошло с нами дальше, слышишь? Я всегда буду любить тебя, — он берет непродолжительную паузу, с дотошливостью вглядываясь в мое лицо. — Ты всегда будешь помнить о том, кому ты принадлежишь, Принцесса. А чтобы кто-либо из тех, к кому ты так хочешь вернуться, не размыл твою память своими фальшивыми заверениями в обратном, я оставлю тебе подарок, который всегда будет напоминать тебе обо мне.

С этими словами он вытаскивает изящный охотничий нож, и, ловко подкинув его в ладони, приставляет острое лезвие к нижней части моей щеки. Все во мне обрывается в неизбежном понимании реальности этой угрозы. Я завороженно таращусь на его руку, одно неосторожное движение которой может положить конец моей былой красоте, и судорожно сглатываю образовавшийся в горле ком.

— Не нужно, — шепчу почти беззвучно, едва шевеля губами от бесконтрольного страха. Машинально провожу языком по пересохшим губам. — Пожалуйста…

— Больно будет недолго, — уверяет жуткий клоун, едва ощутимо вдавливая острие в тонкую кожу. — Шрам не сделает тебя уродливой, Принцесса, но и не исчезнет насовсем. Зато так я могу быть уверен в том, что ты никогда обо мне не забудешь. В этом мире все так шатко, а я хочу знать, что не одинок. Каждый раз, когда ты будешь смотреться в зеркало, я незримо буду присутствовать рядом с тобой. А если даже этого тебе вдруг покажется мало, и ты все-таки дашь посторонним людям запудрить себе мозги, подставишь под сомнение мое существование, то я приду на помощь и вновь напомню тебе о себе. Запомни, Принцесса. Когда твой шрам вновь закровоточит, это будет означать, что я вернулся за тобой.

— Нет… — по моим щекам текут теплые слезы. Свободной рукой он хватает меня за затылок, фиксируя мою голову в одном положении, и, глядя мне прямо в глаза, в который раз сообщает:

— Я люблю тебя, — прежде чем его лезвие безжалостно распарывает мою щеку, параллельно оставляя глубокий рубец на искореженной душе.

* * *

— Нет, нет, нет!

Я подскакиваю на скомканной постели вся в слезах, трясусь, как в сильнейшем ознобе, закрываю лицо обеими ладонями, содрогаясь в беззвучных рыданиях, а когда отнимаю руки, первым делом замечаю яркий свет, льющийся в комнату сквозь незавешенное окно и распахнутую настежь балконную дверь. Дневной свет. И вазу, наполненную вызывающе роскошными красными розами. Я превращаюсь в неподвижную статую, в то время как мозг стихийно выдает одну за другой бессвязные мысли. После того, как Мишка ушел, я по привычке совершила ежедневный ритуал безопасности. Я закрывала дверь. Я задергивала шторы на окнах. Я просыпалась в самом разгаре беспокойных сновидений, и…

Мой взгляд, сканирующий каждый угол небольшой комнаты и все потенциально опасные места вроде шкафа или дверного проема в ванную, внезапно падает на выпачканные чем-то красным ладони, и я, смутно осознавая, что именно это может означать, дрожащими пальцами касаюсь щеки в том месте, где когда-то прошлось лезвие этого неизвестного ублюдка в клоунском гриме. И вскрикиваю резко, чувствуя боль вновь открывшейся старой раны, потревоженной грубым касанием. В ту же секунду моя голова взрывается от забывшихся, и лишь теперь вырвавшихся из архива памяти слов: