Наедине - Юлия Амусина

— Можете оставить свою ценную информацию при себе и ничего мне не говорить, — милостиво продолжает мужчина. — Я в таком положении, что выбирать особо не приходится. Не понимаю, с какой стати моя дочь тянется именно к вам, но раз уж все складывается подобным образом, хочу, чтобы вы знали — в случае необходимости можете рассчитывать на мою помощь. Этот номер внесен в мой список важных контактов, так что я всегда вам отвечу.

— Не представляю, что за причина может заставить меня самому набрать вас, — усмехаюсь я, почесывая мягкое кошачье брюхо. Кот понемногу начинает менять гнев на милость, а я — вспоминать, что именно так и должны выглядеть настоящие коты.

А Стевич просто псих. Все они — закостенелые психи.

— Не зарекайтесь, — в голосе Анатолия Степановича по-прежнему не чувствуется расположения, тем не менее, он говорит правду, в этом я даже не сомневаюсь. — И да, Михаил, отправляйтесь-ка домой. Вы неважно выглядите, к тому же, в вашем присутствии под окнами моей дочери нет никакой надобности. Дом под круглосуточным наблюдением моих людей.

— Зашибись, — я вновь не могу удержаться от легкого присвиста, понимая, что все-таки недооценил этого деятельного человека, но Анатолий Степанович принимает мои слова за прямую издевку:

— Можете думать обо мне что угодно. Я сделаю все для того, чтобы с Симой больше не произошло ничего дурного. Будет нужно — посажу охрану в каждый угол ее квартиры, поставлю по человеку на каждом метре ее ежедневного маршрута, да хоть сам буду ходить за ней по пятам с автоматом, но не позволю, чтобы с моей дочерью случился очередной кошмар.

— Думаете, этот тип решит вернуться за ней? — спрашиваю с сомнением, не уточняя, но мужчина понимает без лишних слов. — Выходит, вы верите ее истории?

— Нет. Но это не значит, что меня можно застать врасплох, если вдруг окажется, что Фима хотя бы частично говорила правду, — отрубает ее отец, и мне остается лишь подивиться нескончаемому запасу его предусмотрительности, плавно переходящей в паранойю.

— Похоже, у вас реально все схвачено.

— Так и есть. Послушайте, сейчас я скажу Юре, чтобы он отвез вас домой.

— Лучше не надо, — говорю на полном серьезе. — Один из нас тогда точно не доедет, и это, скорее всего, буду не я.

Звонок прерывается. Проторчав у подъезда еще минут десять и рассудив, что Серафимин отец все же прав, я поднимаюсь и иду к дороге.

Серафима

… Мои ресницы настолько тяжелые, что, кажется, проходит целая вечность, прежде чем сквозь них пробивается тусклое белое сияние. Здесь очень тепло. Какое сейчас время года? Я не знаю… Кажется… Весна? Или уже лето?

Что-то с глухим стуком падает рядом со мной, а может, где-то намного дальше, и это просто эхо…

Что со мной? Где я? Жива ли я?

Какое странное состояние, нечто среднее между общим наркозом и принудительным вливанием энергетика в мое пересохшее горло. Туманная сонливость впускает в меня свои корни, проникая под картонные ребра. Внезапно я чувствую страх. Не понимая, что происходит, и почему мне никак не удается зацепиться за обрывки скользящих эфемерных мыслей, я пытаюсь пошевелиться, но мое тело не слушается. Лишь пугливая тень внутри меня еще способна метаться внутри пустой недвижимой оболочки.

Что это? Что это? Что это?

— С пробуждением, Принцесса, — тихой змейкой вползает в мою голову странно обезличенный голос. Его обладатель находится где-то вне пределов узкой зоны моей видимости, и я могу только гадать, кто он, и существует ли он вообще. Из моего горла вырывается сиплый хрип, единственный звук, на образование которого ушли сразу все мои силы. Чья-то невидимая рука заботливо касается моего лба, отводя с него прядь волос.

— Тебе страшно? Я немного не рассчитал дозу, поэтому какое-то время придется потерпеть. Не бойся, скоро это пройдет, и ты вновь сможешь двигаться и разговаривать так же ясно, как прежде.