Наедине - Юлия Амусина

— Так, ничего, — я тяну к себе руку и то, что цепко сжимают мои пальцы, но Миха качает головой и без особого труда забирает у меня черную ткань. Разворачивает, и его глаза едва ли не лезут на лоб.

— Моя водолазка? — он снова рассматривает предмет одежды, и оставшиеся крохи сомнения его покидают.

— Да, — я выпрямляюсь, и он за мной следом.

— Зачем?

Что я могла на это ответить? Подобные вопросы обычно застают врасплох, и когда времени на то, чтобы придумать на них сносный ответ, не остается, приходится говорить правду.

Я отбираю у него водолазку, прижимаю ее к груди, и, высоко вскинув голову, чтобы видеть его лицо, отважно говорю то, что само вертится на языке:

— Я люблю тебя.

— Хорошо… — он осторожно кивает, приглядываясь ко мне со все большей настороженностью.

— Ты не понимаешь?

— Да нет, почему же… — он задумчиво трет подбородок. — Просто мне казалось, ты выбросила эту вещь в мусорное ведро, разве не так? — ответить я не успеваю. — Кстати, еще не поздно это сделать. Если тебе нужна какая-нибудь… замена, я могу подогнать что-то еще, никаких проблем.

— Нет, — качаю головой. — Даже не думай, что я тебе ее верну.

— Верни ее мусорному ведру. Честное слово, этой тряпке там самое место.

Я опять упрямо качаю головой.

— Ладно, — он поднимает ладони, капитулируя перед моими несуразными доводами. — Давай тогда хотя бы ее постираем?

— Ты что, считаешь себя самым умным? — начинаю злиться, заподозрив, что меня вновь принимают за спятившую девицу. — Я и без тебя могла бы сделать с ней все, что угодно… Но тогда она перестала бы быть твоей, — он удивленно приподнимает брови, в который раз потеряв движение моей мысли, и мне приходится разъяснять очевидные вещи. — Она почти потеряла твой запах, но на ней все еще остается кровь. Ты думаешь, это неважно? — возвышаю голос, заметив характерные искорки в его глазах. — Только не для меня. И не нужно так смотреть! Ты сам виноват в том, что мне даже кровь твоя нравится.

И тут он начинает хохотать, чем окончательно выводит меня из себя. Не знаю, слушал ли он вообще хоть что-то из того, что я ему сейчас говорила, но такая реакция все же показалась мне обидной. А когда он вдогонку бросает сквозь смех едкое замечание:

— Ты сумасшедшая, -

поджимаю губы, убираю водолазку обратно в шкаф, давая Мишке понять, что не сдам своих позиций, после чего разворачиваюсь к нему и говорю доходчиво:

— Спокойной ночи.

— Что? — смеяться он понемногу перестает.

— Тебе пора, — уже не таким тонким намеком. Прохожу мимо него в прихожую и, помедлив, распахиваю шире входную дверь. Мне хочется оторвать себе язык, но теперь уже поздно ловить вылетевшие ненароком слова. Жду момента, когда наконец-то останусь в полнейшем одиночестве, даже не представляя, какую ошибку совершаю в очередной раз. Если б я знала наперед, чем для меня обернется окончание этой ночи, то вряд ли была бы такой решительной.

Глава 21. СПИ, МОЙ АНГЕЛ

Миха

Я не ухожу далеко. На улице темно и промозгло, свет от фонарей редок и почти не осязаем, поблизости ни единой живой души, не считая спящего на скамейке рыжего кота, которому отсутствие раздражителей только в радость. Тупо смотрю на спящее животное. Кажется, я уже настолько привык к экстравагантному Панку, что обычные коты теперь вызывают у меня легкое недоумение. Около трех часов остается до начала моего рабочего дня, и по-хорошему мне нужно предварительно заглянуть домой, но после произошедшего в клубе и того, что рассказала мне Серафима в нашей недавней беседе, я просто не могу оставить ее в одиночестве. И все же она выставила меня за дверь. Сажусь на скамейку неподалеку от ее подъезда, потеснив недовольно мяукнувшего рыжего кота, обхватываю ладонями гудящую голову и пытаюсь привести мысли в порядок.