Разрыв не по шаблону - Тамара Шатохина

Сейчас он вел себя идеально, а я хотела — как раньше, до всего этого. Каждый день он приносил цветы — просто так, а я хотела, чтобы по случаю и причине. Слово «ресторан» стебало по нервам, шум воды в ванной, когда он был там, заставлял замирать и прислушиваться — я ловила себя на этом и злилась на него. И ненавидела себя — за слово «гостиница». Упоминание о его друзьях… А-а!

По ощущениям, это был тупик. Нас объединяла только Янка, и вот она просто купалась в нашем внимании и это тоже было не очень хорошо — избыток его. Еще нас мог бы объединить секс — и он хотел его, и мои обиды бледнели перед желанием быть рядом с ним, как раньше — тесно и близко, отступали перед жгучим желанием получить удовольствие и забыться в нем. Наверное, наша близость получилась бы голодной и отчаянной, и дала бы облегчение только телам. Спасая ночь и только усложняя день.

Недосказанности встали меж нами глухой стеной. И мои в первую очередь. Но до того, как я приму решение о нас с ним, говорить о гостинице не имело смысла. Хотя и молчать тоже было… Напряжение копилось, росло, давило… я сорвалась бы — по поводу или без.

Трудная неделя… Хорошо, что Вадим раньше вышел на работу — сбежал, похоже от всего этого. Но стать ближе пытался, особенно те два первых дня после их приезда. Он вытаскивал нас на прогулки, предлагая разные варианты, но Янка тащила на детскую площадку, и мы шли… И дни шли — и появились долгие взгляды, будто бы нечаянные касания. Он вдруг стал интересоваться — что и как я готовлю, стоял зачем-то за спиной, смотрел… Я чувствовала тепло его тела и слышала неспокойное дыхание. И понимала, что все очень просто — ему необходима разрядка. Такая у них физиология — нужно и все тут. Женщинам не грозит спермотоксикоз, у нас «не звенят от напряжения яйца», не «ломит стояк», не «зашкаливает» тестостерон и не беснуются все остальные гормоны — скучно все.

Понимала и даже сочувствовала, но не могла… Потому что сразу же после… придется рассказать о гостинице, а он не простит, что не сказала до… И это правильно — у него, как и у меня, должен быть выбор — прощать или нет. Но пока что причины открыться у меня не было. А может это никогда и не понадобится, и мы просто тихо разойдемся, и я своим молчанием не сделаю лишний раз больно нам обоим, не унижу себя в его глазах и не оскорблю его своей изменой.

Все же хотелось бы сохранить добрые отношения, даже если все-таки развод — ради Яны. Но как же морозило это жесткое, рваное слово! Оставляло после себя неприкаянное, сиротское чувство. А если представить его, как объект — визуально… виделась холодная яма, почти могила. А глубоко в ней — все хорошее, что у нас было. И неизвестно что впереди. Планировать сейчас это «впереди» не хотелось категорически. И я дала себе время до возвращения — “на подумать”.

Самолет был большим и комфортабельным — со многими рядами удобных кресел, ароматным ветерком из кондиционера и идеальным обслуживанием, хотя летели мы не в «бизнесе». В кресле рядом спала женщина средних лет — европейка. По другую сторону от меня уютно сопела Яна, убаюканная «драминой». А мне не спалось и до сих пор болели губы. Я даже ходила в туалет смотреть — нет ли там синяков?

Понятно, что Вадим провожал нас. Отвозил в Пулково, таскал вещи и дочку, советовал что-то, успокаивал, но сам нервничал и был очень напряжен. Напоминал бегуна на старте — будто готовился к чему-то, мобилизуя все свои силы. Стало ясно — к чему, когда пришло время нам с Яной пройти за турникет.

Он подхватил дочку, расцеловал в обе щечки и попросил не забывать своего папа. Яська защебетала в ответ и крепко обхватила его шею. И лица окружающих, которым довелось видеть эту сцену, приобрели ожидаемо умильное выражение. Улыбалась и я. Вот тогда он и шагнул ко мне — с Янкой на руках и, притянув к себе, впился в губы. Именно — впился.