Любовь и другие слова (ЛП) - Кристина Лорен

У Кеннета было две дочери и жена, Бритт, чьим представлением о ласке была обхваченная рука на моем плече. Поэтому, когда я пришла к ней, прошептав в легком ужасе, что, кажется, у меня начались месячные, она отнеслась ко мне с ожидаемой эмоциональной стерильностью: купила мне коробку прокладок и коробку тампонов и попросила свою младшую дочь, Карин, неловко объяснить основной процесс применения.

Папа был лучше, но не намного. Когда мы вернулись в хижину в те выходные, он обратился к маминому списку, где на двадцать третьей позиции она написала:

Когда у Мейси начнутся месячные, постарайся, чтобы у нее не было никаких вопросов о том, что происходит с ее телом. Я знаю, что это неловко, мой любимый, но она должна знать, что она удивительная и совершенная, и если бы я была рядом, я бы рассказала ей историю, которая находится в конверте с пометкой 23.

Папа открыл его, его щеки порозовели. — Когда я… — Он кашлянул и поправил: — Твоя мать впервые начала свою… ах….

Я выхватила письмо из его рук и побежала наверх, в уютную библиотеку.

«Раньше у меня были самые ужасные спазмы, они начались, и от вида ее почерка у меня болела грудь.

Они настигали меня в самые неожиданные моменты. В магазине с подругами или на дне рождения. Мидол помогал, когда я его открыла, но больше всего мне помогала визуализация боли, испаряющейся из моего живота.

Я представляла это снова и снова, пока боль не утихала.

Я не знаю, сработает ли это для тебя, и понадобится ли тебе это, но если да, то представь мой голос, помогающий тебе. У тебя будет искушение возненавидеть эту вещь, которую делает твое тело, но это способ сказать, что все работает, и это чудо.

Но больше всего, meu docinha (прим. переводчика: с португальского — моя милая), представь, как я горжусь тем, что могу поделиться этим с тобой. Ты растешь. Начало месячных — это процесс, который в конечном итоге позволил мне забеременеть тобой, когда я была готова.

Относись к своему телу бережно. Заботься о нем. Не позволяй никому злоупотреблять им, и сама не злоупотребляй им. Каждый дюйм твоей кожи я старательно создавала; месяцами я трудилась над тобой. Ты — мой шедевр.

Я скучаю по тебе. Я люблю тебя.

Mãe»

Я испуганно моргнула. В какой — то момент, пока я читала, Эллиот материализовался в дверном проеме, но он не видел моих слез, пока я не повернулась к нему лицом. Его ухмылка медленно таяла, когда он сделал один шаг, а затем два, приблизился ко мне и опустился на колени на пол рядом с тем местом, где я сидела на футоне.

Его глаза искали мои. — Что случилось?

— Ничего, — сказала я, переместившись на свое место и складывая письмо. Он посмотрел на него, прежде чем снова взглянуть на меня.

Ему почти пятнадцать, а он уже слишком проницателен.

Меня все больше и больше беспокоило то, что наша повседневная жизнь была неизвестна друг другу. Мы сообщали о себе всякий раз, когда встречались здесь. С кем мы проводили время, что изучали. Мы говорили о том, кто нас раздражает, кем мы восхищаемся. И, конечно, мы делились своими любимыми словами. Он знал имена двух моих самых близких друзей — Никки и Дэнни — но не их лица. Хотя я видела их лица на фотографии в его комнате, у меня была такая же ограниченная информация о школьных друзьях Эллиота. Я знала, что Брендон был тихим и спокойным, а Кристиан — это судимость, ожидающая своего часа. Здесь мы читали, разговаривали, со временем узнавали друг о друге, но как я могла рассказать ему о том, что со мной происходит?