Подсолнух - Ирина Воробей

Прокручивая в уме мелодию и ту грусть, что Юра вложил в нее, Татьяна вспоминала Вадима, те, чувства, которые он заставлял ее испытывать, те ласки, которыми ее одарял, ту боль, которую причинил. Она не всему из испытанного могла дать название, но все и теперь могла прочувствовать заново. Время шло, а раны не заживали, гноились и кровоточили. Больные воспоминания одновременно приносили мазохистское удовлетворение, потому что заглушали тоску по нему, худо компенсируя острую его нехватку.

Под печальную музыку и мучительные воспоминания тело танцевало само, даже без внешнего источника звука. Руки начали петлять в стороны, ноги делать шаги и прыжки, корпус извиваться и закручиваться, а голова то плавно опускаться, то резко подниматься. Подсознание само внедряло ранее увиденные движения в танец, комбинируя их и подменяя.

Когда импровизация закончилась, Света показала Татьяне видео.

— Я вот уже вижу, что ты подсознательно выбрала концепцию «Прорастание и увядание», — сказала она. — Вот здесь ты начинаешь как бы восставать, расцветать. Экспрессия только усиливается. Движения становятся шире и резче. А потом ты почему-то обрываешься и начинаешь замедляться, как бы увядать, сушиться. Подумай, что ты этим хотела показать, и показала ли это.

Татьяна задумалась, вглядываясь в стоп-кадр на экране телефона, на котором она стоит в полусогнутом состоянии с опущенными руками. Света подождала несколько секунд, надеясь услышать ее размышления, но танцовщица молчала, не двигаясь.

— Вообще, надо таких импровизаций как можно больше записать. Потом можно сделать нарезку. И выбрать то, что понравилось.

Света вернула Татьяне телефон и, усмехнувшись ее погружению в осмысление всего услышанного, бесшумными шагами покинула холл. Девушка больше не успела сделать ни одной записи, потому что в клуб начали приходить сотрудники. Пришлось отложить на следующий день.

Этот метод, действительно, работал. Весь уикенд перед открытием клуба они со Светой встречались на час в холле и обсуждали Татьянин танец. Она импровизировала, рыжая снимала. Иногда она добавляла что-то от себя или исправляла маленькие нюансы в движениях, которые переворачивали весь смысл как раз так, как это было нужно. Совместными усилиями они добились того, что в среду вечером Татьяна заявилась к Ладе с почти готовым представлением. Юра сидел в кресле в углу Ладиной комнаты и внимательно следил за тем, как они исполняют номер. Музыка играла из слабого динамика его телефона, но для первого прогона громкости им хватило. Лада почти всю песню стояла на месте, а Татьяна, лавируя между мебелью, вилась вокруг девчонки. Когда все закончилось, Юра выдал экспертное мнение.

— Не вау, — сказал он, отрицательно качая головой.

— Ну, мы не в костюмах и не на сцене, — оправдывалась Лада, разочарованно глядя на друга.

— Нет, че-то не хватает, — настаивал парень.

Он склонил голову набок, зажал в ладонях подлокотники кресла, вцепился взглядом в монитор компьютера и добавил:

— Какой-то визуальности, че ли.

Парень подошел к компьютерному столу и зашел в поисковик. Девушки встали у него за спиной и всмотрелись в экран, который демонстрировал выступление двух танцовщиц в белых трико. Шоу началось с ярких лучей света, появившихся как будто из рук девушек на белой стене сзади. Изящные тела задвигались, и лучи света последовали за ними, прыгая и разлетаясь на тысячи светлячков. Казалось, что с каждым движением рук или ног из них вылетают белые искры и плавно улетают за кадр. Постепенно лучи сменились на воздушные волны, а в конце вовсе превратились в дым, распылившись в самом финале. Это, действительно, выглядело эффектно даже при скромной хореографии.

— Вот че-нить такое, — заулыбался Юра, переводя взгляд с одной девушки на другую.

Те переглянулись. Потом Лада разочарованно посмотрела на Юру.

— Где мы такие спецэффекты найдем? — задала она риторический вопрос. — Это всяко не уровень школьного конкурса.