Бабочка на запястье - Анель Ромазова

— До тех пор, пока не начал получать сдачи от меня.

— А почему она не развелась? можно было обратиться за поддержкой, существует куча всяких программ для женщин подвергшихся домашнему насилию, — вовлекаясь тараторит уже оживленней и с сопереживанием. В очередной раз убеждаюсь, что откровенничая с ней, сбрасываю с шеи закостеневшее ярмо.

Кроме Евы и Уорда эту тему никто раньше не трогал. Давно вынес для себя урок. Всем посрать на то, какой ты человек. Ролекс на руке. Ферра под жопой, вот тогда ты имеешь право на голос. И меня абсолютно не смущает, откуда я вылез и как карабкался наверх. А ее убежденность, что все люди — братья и сестры, пиздец как смешит.

— Ев, рассуди приземлено. Это не лента инсты. Она пахала на трех работах, пока этот гондон гонял в автоматы. А не уходила, потому что любовь, — последнее слово будто отверткой накалывает язык, поэтому проговариваю очень быстро, — Знаешь, по принципу. Чем сильней бьет — тем сильней любит. Вот она из таких, будет терпеть всю жизнь, но не бросит.

Перед глазами взлетает картинка, как я девять лет назад выкидывал папашу за шкирку из дома. И мать на коленях, умоляющую меня, этого не делать. Прозаично. Вернулся пораньше из автосервиса увидел как он распускает руки. При мне боялся ее трогать. А тут видимо сильно прижало. Орал свое фирменное «Я отыграюсь и все верну». Избил его, пригрозил, что если еще раз заявится убью. Охренено веселые были времена.

— Я теперь понимаю, почему Данька такой озлобленный.

— Данька — охеревший эгоист. Гребаные апельсины, которые папаша ему покупал два раза он помнит, а мать, которая старалась не кричать, когда тот ее колошматил чтобы не напугать Даню. Он нихуя не видел, — спускаю на землю, зарвавшуюся психологиню, с круглыми от шока глазами.

Да, Детка жестко, зато действенно. Переключившись, походу напрочь забыла, что у нее родовое древо еще хлеще.

— У вас же большая разница, он наверно не понимал, — переваривая услышанное, тормозит в каждом слоге.

— Удобная позиция… строить из себя обиженку. Похер, что на меня злиться, переживу. И на ее стороне должен быть всегда. Она нас не бросила, любила. В остальном не Даньке ее судить, его задача не стать таким же, как отец. А он к этому чешет прямым ходом.

— Ты слишком черствый. Категоричен во всем. Иногда к людям надо прислушиваться и верить в них.

— Когда белочки философствуют — это глубоко. Я верю, — она поглядывает с надеждой, что меня еще можно реанимировать. Развенчиваю это убеждение, — Верю… в себя и в людях практически никогда не ошибаюсь.

— На мне тоже ярлык? Какой? Безмозглой слабачки.

— Нет. Девушки о которой надо заботиться и держать подальше от всех проблем.

— Это одно и то же. Боже, ты так похож на моего отца, — поворачивается и цитирует с едкой иронией, копируя Сотникова, — Бебик, не забивай свою головку, вот карта сходи и купи себе что — нибудь красивое. Всегда так делает, когда я задаю неудобные вопросы и целует в лоб. Так же как ты. Поэтому не надо за мной приезжать и забирать меня тоже не надо. Не думай, что я к тебе что- то испытываю.

— Даже так. А если я испытываю? — спрашиваю и касаюсь ее холодной руки, прижимаю пальцы к губам. Со злостью выдергивает и с такой же злостью вперивается взглядом.

— Это меня не касается. Мне плевать, что ты чувствуешь….Совсем.

— Значит на этом все? — выдыхаю чисто рефлекторно.

— Все — подтверждает уперто.

— Бенг — бенг. Прозвучало убийственно, но ты права. Нам обоим это не нужно. Улетай не раздумывая. Без твоих женских особенностей все усложнять, будет проще, — выбрасываю резко, сжигая за собой последний мост.

Держу непроницаемую маску полного безразличия. А внутри кромешный ад. Обесточен, убит. Как еще можно описать то, что чувствую.

— Ну и прекрасно у меня столько всего на душе тебе там нет места.