К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Ветер приоткрыл дверь, ведущую в салон, взметнул кисейные занавески. Стало слышно, как первый консул в гостиной приказывает погасить свечи и обернуть их белым газом. Эти приготовления означали, что Бонапарт готовится рассказать гостям очередную леденящую душу историю о привидениях. Неизвестно почему, но это была его любимая тема во время посиделок в салонах; генерал вообще не особо развлекал гостей, но если уж брался за это дело, то это были либо истории о привидениях, либо декламация стихов Оссиана. Первый консул любил рокот волн, шум ветра, звон колоколов — словом, все романтичное и возвышенное, и роль рассказчика, когда он входил в раж, удавалась ему недурно.

— Бьюсь об заклад, он сейчас ищет глазами вас, мадам, — вполголоса заметил Талейран. — Наверное, нам надо вернуться, иначе нас заподозрят в любовных отношениях, и мы оба подвергнемся атаке первого консула.

— Да, лучше вернуться, — проговорила я. — Он так подозрителен.

Чуть придерживая меня под локоть, министр почти довел меня до двери гостиной. В этот миг я вспомнила, что не спросила Талейрана о том, что волновало меня больше всего.

— Морис, что за пиастры разыскивает Клавьер в Мексике?

Теперь настала очередь министра удивляться.

— Сюзанна, вы всего лишь месяц в Париже, но знаете уже все, даже некоторые коммерческие тайны. Ваша прелестная головка таит недюжинный ум!

— Не претендую на это, мой друг. Но пиастры действительно меня интересуют, по некоторым личным причинам.

Талейран потер пальцем переносицу.

— Насколько мне известно, это грандиозная афера, которая вряд ли будет осуществлена. Но я отдаю должно уму, который ее задумал.

— В чем же она заключается, эта афера? Почему Клавьер может претендовать на государственные сокровища Испании?

— Да потому, мой друг, что он пять лет кряду — военный поставщик. По Сан-Ильдефонскому договору Испания обязалась выплатить Франции контрибуцию. Испанская казна пуста, и Клавьер произвел выплаты за нее. Взамен король Карлос выдал ему право вывезти из Мексики огромное количество серебряных и золотых монет, отчеканенных на тамошних копях.

— Вывезти монеты, — повторила я. — Но зачем? Чтобы… сыграть на курсе?

— Вы догадливы. Доставив серебро в Европу, он возьмет за него втрое больше, чем потратил, когда платил испанские долги. Заработок будет ошеломляющим.

— Но как их вывезти? Англия не позволит… Она не дает проходу ни французским, ни испанским кораблям.

— Над этим Клавьер и ломает сейчас голову. На мой взгляд, решения задачи нынче не существует. Но кто знает? Этот человек так сметлив и вертляв, он превращает в золото все, к чему прикасается. Поэтому будет разумно воздержаться от преждевременных пророчеств.

Я слышала разговоры о том, что в последнее время Талейран связан с Клавьером какими-то финансовыми узами, в частности, игрой на бирже. Раз так, раз банкира оценил даже такой умный человек, как Талейран (не зря же Клавьер хвастался, что именно министр спас его от ареста), у моего давнего недруга действительно может хватить сообразительности исполнить то, что другим кажется невероятным. И тогда деньги Вероники и Изабеллы тоже окажутся в Европе…

— Наверняка он просил у вас паспорт? — спросила я.

Лицо Талейрана стало бесстрастным. Я поняла, что коснулась вопроса, который он не готов обсуждать даже со мной.

— Да, — ответил он коротко. — Просил. Но в этом вопросе я не пойду против первого консула. Клавьер нужен ему в Париже накануне Итальянской кампании, так что любые просьбы здесь бесполезны.

Он поцеловал мне руку и пропустил меня вперед, в гостиную, где раздавался громкий голос первого консула.